Смотри также:
(1) Радио-Газета (пробные выпуски на русском языке)
http://www.esnips.com/web/r2008-07-03/
http://www.esnips.com/web/r2008-07-05/
http://www.esnips.com/web/r2008-07-06/
(2) Blog
http://OurDays1.spaces.live.com
(2) Blog
http://TDMaryasina.livejournal.com
суббота, 5 июля 2008 г.
воскресенье, 9 марта 2008 г.
Кольцов. Испанский дневник. 6 августа <1936>
6 августа
На аэродроме, на Ленинградском шоссе, рано утром косили высокую траву, она уже начала желтеть от зноя.
Облачная, но сухая погода. У Ржева чудесные колхозные льны боролись со зноем. В Великиъ Луках в белом домике аэродрома дали теплого парного молока, тяжелого желтого масла и ржаной хлеб с золотистой коркой. У самолета нарвал полевых цветов. Они хотели пить. Почти над самой границей нас нагнала гроза, сизый занавес туч, косая сетка щедрого долгожданного дождя.
На аэродроме, на Ленинградском шоссе, рано утром косили высокую траву, она уже начала желтеть от зноя.
Облачная, но сухая погода. У Ржева чудесные колхозные льны боролись со зноем. В Великиъ Луках в белом домике аэродрома дали теплого парного молока, тяжелого желтого масла и ржаной хлеб с золотистой коркой. У самолета нарвал полевых цветов. Они хотели пить. Почти над самой границей нас нагнала гроза, сизый занавес туч, косая сетка щедрого долгожданного дождя.
Кольцов. Испанский дневник. 5 августа <1936>
Кольцов. Испанский дневник
5 августа
На заводе имени Сталина слесаарь Клевечко сказал:
- В годы гражданской войны, когда мы, русские пролетарии, отражали натиск белогвардейцев и интервентов, нам помогали пролетарии Запада. Наш священный долг - помочь теперь морально и материально испанским братьям, героически отстаивающим свою свободу. Я предлагаю отчислить в пользу испанского народа полпроцента от месячного заработка и послать пламенный привет тем, кто сейчас с оружием в руках борется с фашистами.
За шесть дней рабочие собры в помощь испанским борцам за Республику дали сумму 12 милллионов 145 тысяч рублей. От имени ВЦСПС Шверник перевел эту сумму во франках, то есть 36 миллионов 435 тысяч франков, на имя премьер-министра Испании Хираля, в распоряжение испанского правительства.
5 августа
На заводе имени Сталина слесаарь Клевечко сказал:
- В годы гражданской войны, когда мы, русские пролетарии, отражали натиск белогвардейцев и интервентов, нам помогали пролетарии Запада. Наш священный долг - помочь теперь морально и материально испанским братьям, героически отстаивающим свою свободу. Я предлагаю отчислить в пользу испанского народа полпроцента от месячного заработка и послать пламенный привет тем, кто сейчас с оружием в руках борется с фашистами.
За шесть дней рабочие собры в помощь испанским борцам за Республику дали сумму 12 милллионов 145 тысяч рублей. От имени ВЦСПС Шверник перевел эту сумму во франках, то есть 36 миллионов 435 тысяч франков, на имя премьер-министра Испании Хираля, в распоряжение испанского правительства.
среда, 6 февраля 2008 г.
Хемингуэй. Хорошее кафе в селении St.-Michel
{ Лирическое отступление }
Эрнест Хемингуэй
A Good Cafe' on the Place St.-Michel
Хорошее кафе в селении St.-Michel
Тогда была плохая погода. Придет день, когда осень кончится. Нам придется закрывать окна ночью от дождя и холодного ветра, который будет срывать листья с деревьев на Площади Contrescarpe. Листья ложились, промокшие от дождя, и ветер гнал дождь против большого зеленого автобуса на конечной станции, и кафе Cafe' des Amateurs (Кафе Любителей) было битком набито, и окна были затемнены от жары и дыма внутри. Это было печальное, дурной репутации (evilly run) кафе, где пьяницы квартала собирались вместе, и я держался в отдалении от него из-за запаха грязных тел и кислого (прокисшего) запаха пьянства. Мужчины и женщины, которые часто посещали Ameteurs, оставались пьяными все время, или все время, когда они могли позволить себе это, в основном, из-за вина, которое они покупали по пол-литру или литру. Многие странно называли ape'ritifs, которые рекламировались, но некоторые люди могли позволить себе их, как основу для построения своих винных напитков. Пьяниц-женщин называли poivrottes (*), что означало странные женщины (female rummies).
---
(*) poivre (m) - перец
~et sel - с проседью
Кафе Cafe' des Amateurs было выгребной ямой (сточным колодцем) улицы rue Mouffetard, которое удивительно с трудом заполняло (narrow crowded) базарную улицу, которая вела на площадь Place Contrescarpe. Земные уборные (с сидением на корточках) (squat toilets) старых многоквартирных домов, один рядом с лестницей на каждом этаже с двумя цементными планками возвышения в форме туфель на каждой стороне дыры так, чтобы a locataire (**) не соскальзывал, опустошалось в выгребные ямы, которые опустошались выкачиванием в повозки-резервуары, которые везла лошадь ночью. В летнее время, при открытых окнах, мы услышали бы выкачивание, и запах был (бы) очень сильным. Повозки-резервуары были покрашены в коричневый и шафрановый цвет и в лунном свете, когда они работали, улица Кардинала Лемони (rue Cardinal Lemoine), по которой их везли повозки с лошадями были похожи на картины Braque. Хотя никто не опорожнял кафе the cafe' des Amateurs, и его желтое объявление сообщало условия и штрафы закона против публичного распития напитков (пьянства) было как засижено мухами (замарано) и игнорировалось, так как его клиенты были постоянными и плохо пахли.
(**) locataire - жилец (франц.)
Вся печаль города приходила внезапно с первыми холодными дождями зимы, и больше не было вершин (tops) на высоких белых домах, когда вы прогуливались, но только сырая чернота улицы и закрытые двери небольших магазинов, продавцов травами, стационарных магазинов и магазинов, продающих газеты, повивальная бабка - второй класс - и отель, где умер Verlaine, где у меня была комната на верхнем этаже (top floor), где я работал.
Было шесть или восемь маршей до верхнего этажа, и было очень холодно, и я знал, сколько будет стоить связка маленьких веточек, трех завязанных проволокой пакетов коротких, длиной в половину карандаша кусочков лучинок сосны, для того, чтобы разжечь огонь из веток, и потом связка наполовину высушенных отрезков твердого дерева, которые я должен купить, чтобы сделать огонь, который обогреет -комнату. Итак, я шел на дальний край улицы, чтобы поднять глаза на крышу в дождь и посмотреть, есть ли какие-нибудь трубы (? if any climneys were going), и как идет дым. Дыма не было, и я думал о том, как трубы будут холодными, и может не быть тяги, и комната, возможно, наполнится дымом, и топливо тратится зря, а на него ушли деньги, и я шел в дождь. Я шел вниз мимо Lycee'e Henri Quatre, и древней церковь St.-E'tienne-du-Mont и незащищенного от ветра Place du Panthe'on и зашел (cut in) в полевую палатку справа и, наконец, вышел на подветренную сторону бульвара Boulevard St.-Germain до тех пор, пока я пришел в хорошее кафе, которое я знал на (площади) Place St.-Michel.
Это было милое кафе, теплое, и чистое, и дружески расположенное, и я повесил свой старый непромокаемый плащ на вешалкку (стойку) для пальто, чтобы высох, и положил свою поношенную, потрепанную погодой шляпу на вешалку над скамьей и заказад кофе с молоком (cafe' au lait). Официант принес его и я вынул записную книжку из кармана пальто и карандаш и начал писать. Я писал о поезде (подъеме) в Мичиган (about up in Michigan), и так как был ветренный, холодный, гонимый ветром день, такого типа день был в рассказе. Я уже видел, как конец осени пришел через мальчишество, юное и молодое становление мужчины, и в одном месте вы могли писать об этом лучше, чем в другом. Это называлось переселение самого себя (transplanting yourself), я думал, и это могло быть для людей, как для других видов растущих предметов. Но в рассказе мальчики пили, это вызвало у меня жажду, и я заказал ром St. James. Это имело великолепный вкус в холодный день, и я продолжал писать, чувствуя себя очень хорошо, и чувствуя, как хороший ром Martinque согревает меня через все тело и мою душу.
В кафе пришла девушка и села за столик около окна. Она была очень хорошенькая со свежим лицом, как вновь отчеканенная монета, если бы монеты чеканили в гладком мясе со свежей от дождя кожей, и ее волосы были черные, как крыло вороны, ровно острижены и по диагонали шли по ее щеке.
Я смотрел на нее, и она мешала мне и делала меня очень возбужденным. Я желал, чтобы я мог поместить ее в рассказ или куда угодно, но она уселась так, что она могла наблюдать улицу и вход, и я знал, что кого-то ждет. Поэтому я упорно продолжал писать.
Рассказ писался сам, и у меня было трудное время поддерживая это. Я заказал еще ром St. James и я наблюдал девушку, всякий раз, когда я поднимал глаза, или точил карандаш точилкой для карандашей, при этом стружки скручивались в блюдце под моим напитком.
Я увидел тебя, красота, и ты принадлежишь мне, кого бы ты ни ждала, и я никогда не увижу тебя снова, думал я. Ты принадлежишь мне, и весь Париж принадлежит мне, и я принадлежу этой записной книжке и этому карандашу.
Потом я вернулся к написанию рассказа, и я вошел далеко в рассказ и потерялся в нем. Я писал его сейчас, и он не писался сам, и я не поднимал глаза, и ничего не знал о времени, и не думал, где я, и не заказывал больше рома St. James. Я устал от рома St. James, не думая о нем. Затем рассказ был закончен, и я был очень уставшим. Я прочитал последний абзац и потом поднял глаза на девушку, а она ушла. Я надеялся, что она ушл с хорошим человеком, думал я. Но я чувствовал печаль.
Я закрыл рассказ в записной книжке и положил в свой внутренний карман, и попросил официанта дюжину portugaises и полграфина сухого белого вина thay had there. После написания рассказа я всегда был опустошенным, и как печальным, так и счастливым, как будто бы я добился любви, и я был уверен, что это очень хороший рассказ, хотя я не знал, насколько он хорош, пока я не прочитал его через день.
Пока я ел устрицы с сильным вкусом моря, и их слабый металлический вкус, который смывало холодной белое вино, оставляя только вкус моря и сочную мякоть, и пока я пил их холодную жидкость из каждой раковины и смывал ее хрустящим вкусом вина, я терял ощущение пустоты и начал чувствовать себя счастливым и делать планы.
Теперь, когда пришла плохая погода, мы могли на время покинуть Париж в место, гле этот дождь будет снегом, пришедшим вниз через сосны и покрывающим дорогу и высокие склоны гор, и на высоте, где мы будем слышать, как он скрипит, когда мы идем домой ночью. Ниже Les Avants было шале (*), где был великолепный пансион, и где мы будем вместе, и у нас будут наши книги, и ночью мы бы будем ы тепле в кровати вместе с открытыми окнами и яркими звездами. Вот куда мы могли поехать. Путешествие третьим классом было не дорого. Пансион стоит очень ненамного больше, чем мы тратим в Париже.
Я откажусь от комнаты в отеле, где я писал, и где была только арендная плата (rent) of 74 rue (улица), которая была номинальной. Я писал работы по журналистике для Торонто (Toronto), и за нее были чеки. Я мог писать это где угодно при любых обстоятельствах, и мы имели деньги для того, чтобы сделать путешествие.
Может быть, вдали от Парижа, я смогу писать о Париже, как в Париже я мог писать о Мичигане.. Я не знл, что было слишком рано для этого, потому что я не знал Париж достаточно хорошо. Но это было так, как , возможно, решено (получено с усилием) (But that was how it worked out eventually). В любом случае мы поедем, если захочет моя жена, и я кончил устрицы и вино оплатил счет в кафе и пошел обратно вверх к Montagen Ste. Genevie'eve через дождь, который был погодой, а не чем-то, что изменило вашу жизнь, в квартиру на вершине холма.
"Я думаю, это будет прекрасно, Tatie", - сказала моя жена. У нее было нежно сформированное (слепленное) лицо и ее глаза и улыбка освещали все решения, как будто это были богатые подарки. "Когда мы должны уехать?"
"Как только ты захочешь".
"Ох, я хочу прямо сейчас. Ты не знаешь?"
"Может быть, будет хорошо и ясно, когда мы вернемся обратно. Может быть очень хорошо, когда ясно и холодно."
"Я уверена, будет", - сказала она. "Weren't you good to think of going, too."
---
(*) chale - шале, сельский домик (в Швейцарии), (2) дача в швейцарском стиле; (3) уличная уборная
Эрнест Хемингуэй
A Good Cafe' on the Place St.-Michel
Хорошее кафе в селении St.-Michel
Тогда была плохая погода. Придет день, когда осень кончится. Нам придется закрывать окна ночью от дождя и холодного ветра, который будет срывать листья с деревьев на Площади Contrescarpe. Листья ложились, промокшие от дождя, и ветер гнал дождь против большого зеленого автобуса на конечной станции, и кафе Cafe' des Amateurs (Кафе Любителей) было битком набито, и окна были затемнены от жары и дыма внутри. Это было печальное, дурной репутации (evilly run) кафе, где пьяницы квартала собирались вместе, и я держался в отдалении от него из-за запаха грязных тел и кислого (прокисшего) запаха пьянства. Мужчины и женщины, которые часто посещали Ameteurs, оставались пьяными все время, или все время, когда они могли позволить себе это, в основном, из-за вина, которое они покупали по пол-литру или литру. Многие странно называли ape'ritifs, которые рекламировались, но некоторые люди могли позволить себе их, как основу для построения своих винных напитков. Пьяниц-женщин называли poivrottes (*), что означало странные женщины (female rummies).
---
(*) poivre (m) - перец
~et sel - с проседью
Кафе Cafe' des Amateurs было выгребной ямой (сточным колодцем) улицы rue Mouffetard, которое удивительно с трудом заполняло (narrow crowded) базарную улицу, которая вела на площадь Place Contrescarpe. Земные уборные (с сидением на корточках) (squat toilets) старых многоквартирных домов, один рядом с лестницей на каждом этаже с двумя цементными планками возвышения в форме туфель на каждой стороне дыры так, чтобы a locataire (**) не соскальзывал, опустошалось в выгребные ямы, которые опустошались выкачиванием в повозки-резервуары, которые везла лошадь ночью. В летнее время, при открытых окнах, мы услышали бы выкачивание, и запах был (бы) очень сильным. Повозки-резервуары были покрашены в коричневый и шафрановый цвет и в лунном свете, когда они работали, улица Кардинала Лемони (rue Cardinal Lemoine), по которой их везли повозки с лошадями были похожи на картины Braque. Хотя никто не опорожнял кафе the cafe' des Amateurs, и его желтое объявление сообщало условия и штрафы закона против публичного распития напитков (пьянства) было как засижено мухами (замарано) и игнорировалось, так как его клиенты были постоянными и плохо пахли.
(**) locataire - жилец (франц.)
Вся печаль города приходила внезапно с первыми холодными дождями зимы, и больше не было вершин (tops) на высоких белых домах, когда вы прогуливались, но только сырая чернота улицы и закрытые двери небольших магазинов, продавцов травами, стационарных магазинов и магазинов, продающих газеты, повивальная бабка - второй класс - и отель, где умер Verlaine, где у меня была комната на верхнем этаже (top floor), где я работал.
Было шесть или восемь маршей до верхнего этажа, и было очень холодно, и я знал, сколько будет стоить связка маленьких веточек, трех завязанных проволокой пакетов коротких, длиной в половину карандаша кусочков лучинок сосны, для того, чтобы разжечь огонь из веток, и потом связка наполовину высушенных отрезков твердого дерева, которые я должен купить, чтобы сделать огонь, который обогреет -комнату. Итак, я шел на дальний край улицы, чтобы поднять глаза на крышу в дождь и посмотреть, есть ли какие-нибудь трубы (? if any climneys were going), и как идет дым. Дыма не было, и я думал о том, как трубы будут холодными, и может не быть тяги, и комната, возможно, наполнится дымом, и топливо тратится зря, а на него ушли деньги, и я шел в дождь. Я шел вниз мимо Lycee'e Henri Quatre, и древней церковь St.-E'tienne-du-Mont и незащищенного от ветра Place du Panthe'on и зашел (cut in) в полевую палатку справа и, наконец, вышел на подветренную сторону бульвара Boulevard St.-Germain до тех пор, пока я пришел в хорошее кафе, которое я знал на (площади) Place St.-Michel.
Это было милое кафе, теплое, и чистое, и дружески расположенное, и я повесил свой старый непромокаемый плащ на вешалкку (стойку) для пальто, чтобы высох, и положил свою поношенную, потрепанную погодой шляпу на вешалку над скамьей и заказад кофе с молоком (cafe' au lait). Официант принес его и я вынул записную книжку из кармана пальто и карандаш и начал писать. Я писал о поезде (подъеме) в Мичиган (about up in Michigan), и так как был ветренный, холодный, гонимый ветром день, такого типа день был в рассказе. Я уже видел, как конец осени пришел через мальчишество, юное и молодое становление мужчины, и в одном месте вы могли писать об этом лучше, чем в другом. Это называлось переселение самого себя (transplanting yourself), я думал, и это могло быть для людей, как для других видов растущих предметов. Но в рассказе мальчики пили, это вызвало у меня жажду, и я заказал ром St. James. Это имело великолепный вкус в холодный день, и я продолжал писать, чувствуя себя очень хорошо, и чувствуя, как хороший ром Martinque согревает меня через все тело и мою душу.
В кафе пришла девушка и села за столик около окна. Она была очень хорошенькая со свежим лицом, как вновь отчеканенная монета, если бы монеты чеканили в гладком мясе со свежей от дождя кожей, и ее волосы были черные, как крыло вороны, ровно острижены и по диагонали шли по ее щеке.
Я смотрел на нее, и она мешала мне и делала меня очень возбужденным. Я желал, чтобы я мог поместить ее в рассказ или куда угодно, но она уселась так, что она могла наблюдать улицу и вход, и я знал, что кого-то ждет. Поэтому я упорно продолжал писать.
Рассказ писался сам, и у меня было трудное время поддерживая это. Я заказал еще ром St. James и я наблюдал девушку, всякий раз, когда я поднимал глаза, или точил карандаш точилкой для карандашей, при этом стружки скручивались в блюдце под моим напитком.
Я увидел тебя, красота, и ты принадлежишь мне, кого бы ты ни ждала, и я никогда не увижу тебя снова, думал я. Ты принадлежишь мне, и весь Париж принадлежит мне, и я принадлежу этой записной книжке и этому карандашу.
Потом я вернулся к написанию рассказа, и я вошел далеко в рассказ и потерялся в нем. Я писал его сейчас, и он не писался сам, и я не поднимал глаза, и ничего не знал о времени, и не думал, где я, и не заказывал больше рома St. James. Я устал от рома St. James, не думая о нем. Затем рассказ был закончен, и я был очень уставшим. Я прочитал последний абзац и потом поднял глаза на девушку, а она ушла. Я надеялся, что она ушл с хорошим человеком, думал я. Но я чувствовал печаль.
Я закрыл рассказ в записной книжке и положил в свой внутренний карман, и попросил официанта дюжину portugaises и полграфина сухого белого вина thay had there. После написания рассказа я всегда был опустошенным, и как печальным, так и счастливым, как будто бы я добился любви, и я был уверен, что это очень хороший рассказ, хотя я не знал, насколько он хорош, пока я не прочитал его через день.
Пока я ел устрицы с сильным вкусом моря, и их слабый металлический вкус, который смывало холодной белое вино, оставляя только вкус моря и сочную мякоть, и пока я пил их холодную жидкость из каждой раковины и смывал ее хрустящим вкусом вина, я терял ощущение пустоты и начал чувствовать себя счастливым и делать планы.
Теперь, когда пришла плохая погода, мы могли на время покинуть Париж в место, гле этот дождь будет снегом, пришедшим вниз через сосны и покрывающим дорогу и высокие склоны гор, и на высоте, где мы будем слышать, как он скрипит, когда мы идем домой ночью. Ниже Les Avants было шале (*), где был великолепный пансион, и где мы будем вместе, и у нас будут наши книги, и ночью мы бы будем ы тепле в кровати вместе с открытыми окнами и яркими звездами. Вот куда мы могли поехать. Путешествие третьим классом было не дорого. Пансион стоит очень ненамного больше, чем мы тратим в Париже.
Я откажусь от комнаты в отеле, где я писал, и где была только арендная плата (rent) of 74 rue (улица), которая была номинальной. Я писал работы по журналистике для Торонто (Toronto), и за нее были чеки. Я мог писать это где угодно при любых обстоятельствах, и мы имели деньги для того, чтобы сделать путешествие.
Может быть, вдали от Парижа, я смогу писать о Париже, как в Париже я мог писать о Мичигане.. Я не знл, что было слишком рано для этого, потому что я не знал Париж достаточно хорошо. Но это было так, как , возможно, решено (получено с усилием) (But that was how it worked out eventually). В любом случае мы поедем, если захочет моя жена, и я кончил устрицы и вино оплатил счет в кафе и пошел обратно вверх к Montagen Ste. Genevie'eve через дождь, который был погодой, а не чем-то, что изменило вашу жизнь, в квартиру на вершине холма.
"Я думаю, это будет прекрасно, Tatie", - сказала моя жена. У нее было нежно сформированное (слепленное) лицо и ее глаза и улыбка освещали все решения, как будто это были богатые подарки. "Когда мы должны уехать?"
"Как только ты захочешь".
"Ох, я хочу прямо сейчас. Ты не знаешь?"
"Может быть, будет хорошо и ясно, когда мы вернемся обратно. Может быть очень хорошо, когда ясно и холодно."
"Я уверена, будет", - сказала она. "Weren't you good to think of going, too."
---
(*) chale - шале, сельский домик (в Швейцарии), (2) дача в швейцарском стиле; (3) уличная уборная
Марианне Ланге-Вайнерт. Девичьи годы. Отрывки
Отрывки из книги "Девичьи годы"
Марианна Ланге-Вайнерт
ДЕВИЧЬИ ГОДЫ
Москва - Ленинград , Издательство "ПРОСВЕЩЕНИЕ", 1966. - 104 с.
на немецком языке -
Смотри http://TanyaMaryasina.newmail.ru
Marianne Lange-Weinert
MÄDCHENJAHRE
= = = =
ДЕНЬ, БОГАТЫЙ СОБЫТИЯМИ
"Если бы только она меня сегодня не спросила", - шепчет мне моя соседка по парте Вера. Но Инна Павловна, учительница истории, начинает объяснять новый материал. Я достаю из портфеля книгу. В некоторые дни я очень устаю на уроках. Тогда я не могу внимательно слушать и незаметно читаю немецкую книгу. Сегодня это роман: Lion Feuchtwanger "Die haSliche Herzogin" (1).
Я читаю свою книгу так, чтобы можно было ее быстро спрятать, когда подходит учительница. Вдруг у меня возникает чувство, что кто-то смотрит на меня. Видимо, это мальчик, который сидит на последней парте (*). У него длинные волосы, он ходит в коричневой бархатной куртке и он выглядит, как артист (художник). Он тоже рисует картинки в своей тетради или смотрит в окно. Странный мальчик, - думаю я и пробую читать дальше. При этом я горжусь, что мальчик мной интересуется. Учительница объясняет и объясняет, но вдруг открывает журнал и изучает фамилии школьников. Вера опять очень боится. Я тоже начинаю очень беспокоиться.
"Я совсем забыла, что некоторых я еще не спрашивала", - говорит Инна Павловна и осматривает класс. "Никитин, пожалуйста к доске".
Никитин - мальчик с последней парты. Часто он отказывается отвечать на вопросы учителя. Он принимает небольшое участие в жизни школы и класса и у него почти всегда грустное лицо.
"Я не готов к уроку", - говорит он сегодня тоже и остается сидеть. Он не проявляет никакого интереса к учебе. При этом он так интересуется жизнью в стране и в мире.
Из его школьного портфеля утром торчат новые газеты. Он также сам решил рассказать в классе о том, что происходит в Испании (1).
Он делает это три раза в неделю. Если бы он только знал, что мой папа тоже скоро поедет в Испанию! Я гордо смотрю на Колю, но от этой мысли мне грустно.
"Weinert, Marinanne", - вызывает в этот момент учительница. Я встаю со своего места и иду к доске. Я каждый день до позднего вечера занимаюсь уроками. Но мне всегда так трудно отвечать на вопросы на чужом (иностранном) языке, особенно, по анатомии, физике или истории.
"Характеруй мне, пожалуйста, двадцатую империю (Kaiserreich) во Франции".
В классе становится совсем тихо. Все считают интересным языковые упражнения иностранки (4) Я отвечаю на вопрос и при этом подбираю слова. Как всегда, мне неловко быть в центре внимания.
"Хорошо, это ты знаешь", - говорит учительница. "Но теперь расскажи мне еще, пожалуйста, как Карл Маркс звал Парижских коммунаров?"
Да, как же? Ах, да. Он звал их "атакующие небеса" (Himmel Sturmen). Но как это сказать по-русски? Я беспомощно смотрю на учительницу истории и молчу.
"Жаль, что ты это не знаешь", - говорит она, - "Я хотела поставить тебе "Пять".
"Но я знаю это", - отвечаю я взволнованно", - но только я не могу сказать".
Инна Павловна снова смотрит на меня. В классе становится неспокойно. Несколько школьников пытаются показать мне руками, что означают "Атакующие небеса".
Маленькая Саша на первой парте поднимает обе руки к небу.
Лилька тоже показывает мне своими голубыми глазами на небо.
Ах, милые друзья, я знаю ответ, только я не могу сказать. Здесь мне не поможет ваша дружба!
Печальная, я сажучь обратно на свое место. "Все не так плохо", - говорит моя соседка по парте Вера, и Лилька тоже смотрит на меня и улыбается мне: "Ничего!"
"Инна Павловна!", - неожиданно встает с последней парты Коля Никитин. "Я считаю неправильным, что Вы поставили Марианне плохую оценку. Она не ответила на вопрос, потому что она еще не говорит хорошо по-русски".
"Ах, сиди, нашелся рыцарь", - говорит учительница и подходит к мальчику. "Может быть, ты дашь мне ответ на этот вопрос?"
"Маркс назвал коммунаров Атакующими небесами", - сразу отвечает он и его лицо опять принимает упрямое выражение.
Инна Павловна возвращается к доске. Мы видим, что она еще не решила, что она должна делать. Она еще молодая и работает только два года.
"Вы тоже так думаете?", - неожиданно спрашивает она весь класс.
"Спросите Марианну еще раз, тогда она, может быть, получит лучшую оценку", - говорит одна девочка. "Да, так Вы поступите правильно", - кричат также другие школьники, и Инна Павловна тоже довольна. Она начинает объяснять дальше.
"Это первый раз, когда Коля Никитин захотел защитить девочку в классе. Определенно, он выступил в твою защиту охотно", - поддразнивает меня Лилька после уроков. "Пожалуй, он тебе не очень сильно нравится, не так ли?"
"Тише, вот он идет", Лилька дает мне руку и исчезает за углом.
Так Коля проводил меня в этот день до дома.
Когда я вошла в комнату к папе, я заметила, что он обеспокоен. Он курит сигарету и смотрит в окно.
Я сажусь на диван и ничего не говорю. Мне всегда приходится думать о Коле: мы хотим в воскресенье совершить прогулку. Теперь в комнату входит тетя Li.
У нее красные глаза, она, наверное, плакала. Что же могло здесь произойти, думаю я, но пытаюсь говорить о чем-то другом: "Я сегодня по истории все знала, но не знала по-русски "Himmelstirmer", - говорю я. "Может быть, я не получила четверки по истории". У меня такое чувство, что меня никто не слышит.
"Это глупо", - папа мельком взглядывает на меня. - "Но важно, что ты сама хорошо знаешь предмет". Он открывает свой письменный стол и ищет там бумаги.
"Но учительница будет спрашивать меня еще раз", - говорю я с краснею от мысли от Колиной помощи.
"Маруся дома? Я же должна помочь ей с уроками."
По нашему совету, Маруся учится в вечерней школе.
Я уже хочу идти к ней, в этот момент папа зовет, чтобы я вернулась:
"Подожди здесь, Marianne, я хочу тебе что-то сказать:"
"Да, что?" - спрашиваю я, но в следующий момент я знаю, что он мне скажет...
"Да, дочка. Твой старый отец опять едет в далекую поездку. Ах, если бы я мог взять вас обеих с собой! Но, к сожалению, это невозможно."
Я долго не могу заснуть в этот вечер. Мысль об отце очень печалит меня, но потом я вижу перед собой Колю и чувствую большую радость
------
(1) Лион Фейхвангер. "Безобразная герцогиня".
Lion Feuchtwanger (Лион Фейхвангер) - известный писатель антифашист
(*) на последней парте - "на камчатке", "на галерке"
(3) die Ereignisse in Spanien - В 1936 году в Испании победил Народный фронт, а 18 июля этого же года при поддержке империалистов Англии, Франции и США вспыхнул фашистский мятеж генерала Франко, организованный гитлеровской Германией и фашистской Италией. Испанский народ героически отстаивал республику, Советский Союз, а также демократические силы других стран помогали испанскому народу бороться с фашизмом. Многие немецкие антифашисты принимали активное участие в героичской борьбе испанского народа.
(4) Alle finden Interesse an der Zundenakrobatik eines Auslanders. - Всем интересно послушать, как иностранка ломает язык.
===
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
"Ты слышала последние известия? Снова сильно бомбили Барселону (1)". Тетя Li села ко мне на диван. "Я не понимаю, папа ведь, определенно, помнит про твой день рождения. Почему только нет почты?"
"Скоро придет", - пытаюсь спокойно ответить я.
"Посмотри-ка, здесь одна маленькая фотография, это папа прислал нам из Испании в прошлом году".
Тетя Li смотрит на фотографию. "Ах, посмотри, здесь стоит Kisch (*). Ты еще помнишь его? Здесь, на снимке, он выглядит совсем чужим".
"Конечно! Ты помнишь, что мы встречали его и в Париже?"
"Ах, да, верно". Тетя Li снова смотрит на снимок.
Тут в дверь позвонили. "Может быть, это письмо от папы. В это время всегда приходит почта". Я вскакиваю и выбегаю из комнаты. Но снаружи никого нет. Я хочу опять закрыть дверь, но вижу, на полу под ногами маленький букет цветов.
"Я же не говорила ему, что сегодня мой день рождения", - думаю я. Может быть, это Лилька сказала?
"Marianne!", - зовет тетя Li из комнаты. "Пришла почта?"
"Нет, нечто другое". Я показываю ей цветы.
"Это очень мило со стороны Коли", - говорит тетя Li, но я вижу, то она разочарована. В этот момент снова звонят. "Для вас почта из Испании", - говорит почтальон. Она приветливо отдает честь и уходит".
"Моя любимая дочка!, - читаю я, быстро вскрыв конверт. - "Неизвестно, сколько недель нужно для того, чтобы доставить почту с фронта в Москву. Поэтому пишу тебе сегодня, я хотел бы, чтобы это письмо пришло к твоему дню рождения. Моя дорогая девочка, тебе теперь 16 лет, и мои поздравления придут к тебе с земли крови и разрушений.
Мои товарищи гордятся, что они борются за лучшую жизнь в мире. В этой войне в первый раз в истории искреннее интернациональное товарищество показало такую силу. Твой немолодой отец тоже снова стал солдатом. Я чувствую, что сейчас мое место на фронте, а не за письменным столом. Можетт быть, позднее я напишу об этом большом впечатлении и в стихах.
К сожалению, в письмах с фронта ничего не расскажешь. Это такое большое чувство, что я даже не знаю, с чего начать.
Я каждый день думаю о тебе и о нашей радушной московской родине. Скоро придет время, когда я смогу обнять тебя.
Оставайся веселой и храброй.
Твой отец
Aragon-Front (*), 1 сентября 1937 г.
-------------------------------------------
(*) Egon Erwin Kisch (1885 - 1948) - писатель, антифашист
---
(1) Barcelona - Барселона, город в Испании, за который велись ожесточенные бои
(*) Aragon-Front - Арагонский фронт
===
СНОВА ВМЕСТЕ
Сегодня я, больная, лежу в постели. На улице холодно. В квартире тихо. Тети Li нет дома. Маруся сидит за моим маленьким письменным столом и пишет в своей тетради.
"Ну вот уже пришла весна, а папа еще не вернулся", - говорю я грустно.- "Его нет дома уже почти два года. Сейчас он во французском концентрационном лагере. А когда французы выдадут его правительству Гитлера? (*)"
"Не беспокойся", - говорит Маруся. "Он уже скоро приедет. Однажды позвонят в дверь, и там за дверью будет стоять Эрих Павлович. Вот будет радость! Она улыбается от этих мыслей и сразу же начинает дальше работать. На столе рядом с ней лежат последние номера газеты "Правда".
"Не звонят? Кто придет к нам так поздно и в такую погоду? Или у мамы нет с собой ключа?"
"Я не слышала. У Елизаветы Карловны ключ с собой", - отвечает Маруся. Но теперь мы обе слышим длинные звонки. Маруся встает и идет открывать. Я слышу, как она открывает дверь. Там ... не может быть! Я вскакиваю с кровати и бегу к двери. Около шеи у меня чувствуется биение пульса. И как я бросаюсь из комнаты и уже оказываюсь в руках моего любимого, хорошего отца.
От счастья мы сначала не можем говорить ни слова. Но когда папа, наконец, освобождает меня из своих объятий, я вижу, что волосы у него стали седые.
Маруся стоит в коридоре и плачет. "Ах, какая радость будет для Елизаветы Карловны, когда она придет домой", - повторяет она и вытирает слезы. Но тетя Li еще не знает своего счастья, потому что папа будет ждать теперь два часа у моей кровати, а ее все еще нет! Маруся что-то готовит ему на кухне.
Она оставляет лежать на моем письменном столе открытую тетрадь, чтобы папа мог ее видеть. Он действительно берет ее и говорит: "Это уже очень сильно привлекает внимание".
"А как у тебя дела в школе, дочка, справишься ли ты с выпускными экзаменами? А ты все еще хочешь изучать французкий язык?" Он внимательно смотрит на меня своими ясными глазами. "Не стоит ли тебе лучше получить специализацию по немецкой или русской литературе?"
"Но мне так нравится французская классика. В институте нужно также изучать испанский язык, и ты сможешь мне помочь. Скажи-ка, папа, почему ты не написал, что долго болел?"
"Потому что ты будешь беспокоиться". Он идет к окну, но в темноте ничего не видно. "Где только мама? Она ведь уже должна быть дома?"
Я вынуждена улыбнуться. Понятно, что сегодня папа ждет тетю Li. Когда она пришла только через полчаса, он уже не мог больше работать, встревоженно и беспокойно стоял около окна и смотрел на улицу.
"За эти два года Москва стала другой, построены большие продовольственные магазины", - говорит папа, стоя у окна. "И люди одеты гораздо лучше, чем раньше".
"Меня скоро примут в комсомол", - говорю я после долгого молчания, чтобы порадовать его.
Папа с нежностью смотрит на меня и берет меня за руку. Теперь я могу гордиться своей дочерью".
-------
(*) der Hitler Hitlerregierung ausliefern - выдадут правительству Гитлера
===
DEUTSCH
EIN EREIGNSREICHER RAG
"Wenn sie mich nur heute nicht fragt", flüstert mir meine Banknachbarin Vera. Ina Pawlowna, die Geschichtslehrerin, beginnt aber den neuen Stoff zu erklären. Ich hole ein Buch aus der Tasche. An manchen Tagen werde ich in den Stunden sehr müde. Dann kann ich aufmerksam zuhören und lese unbemerkt ein deutsches Buch. Heute ist es der Roman "Die häßliche Herzogin" von Lion Feuchtwanger (1), den ich sehr gern lese.
Ich lege mein Buch so, daß ich es schnell verstecken kann, wenn die Lehrerin kommt. Plötzlich habe ich das Gefühl, daß mich jemand anschaut. Das ist wohl der Junge, der auf der letzten Bank sitzt. Er hat langes Haar, trägt eine braune Samtjacke und sieht wie ein Künstler aus. Er malt auch Bilderchen in seine Helfe oder sieht zum Fenster hinaus. Ein seltsamer Junge, denke ich und versuche weiterzulesen. Dabei bin ich stolz, daß sich ein Junge für mich interessiert. Die Lehrerin erzählt und erzählt, aber plötzlich öffnet sie das Klassenbuch und studiert die Namen der Schüler. Vera hat wieder große Angst. Ich werde auch unruhig.
"Ich habe ganz vergessen, daß ich einige noch nicht gefragt habe", sagt Ina Pawliwna und sieht die Klasse an. "Nikitin, bitte zur Tafel."
Nikitin ist der Junge auf der letzten Bank. Oft weigert er sich, auf die Fragen der Lehrer zu antworten. Er nimmt am Schul- und Klassenleben wenig teil und hat fast immer ein trauriges Gesicht.
"Ich habe mich zur Stunde nicht vorbereitet", sagt er auch heute und bleibt sitzen. Für das Lernen zeigt er kein Interesse. Dabei interessiert er sich so sehr für das Leben im Lande und draußen in der Welt. Aus seiner Schultasche schauen morgens die neuesten Zeitungen heraus. Auch hat er selbst gewollt, über die Ereignisse in Spanien (2) vor der Klasse zu erzählen. Er tut das dreimal in der Woche. Wenn er wüßte, daß mein Papa auch bald nach Spanien gehen wird! Ich sehe stolz auf Kolja, werde aber bei diesem Gedanken traurig.
"Weinert, Marianna", ruft da die Lehrerin.
Ich stehe von meinem Platz auf und gehe nach vorn. Ich mache jeden Tag bis spätabends Schularbeiten. Doch ist mir immer sehr schwer, in der fremden Sprache zu antworten, besonders in der Anatomie, Physik oder Geschichte.
"Charakterisiere uns bitte das zweite Kaiserreich in Frankreich."
In der Klasse ist es ganz still geworden. Alle finden Interesse an der Zungenakrobatik eines Ausländers. Ich antworte auf die Frage und suche dabei nach Worten. Wie immer schäme ich mich, so im Zentrum des Interesses zu stehen.
"Es ist gut, du weißt es", sagt die Lehrerin. "Nun sag mir aber bitte noch, wie hat Karl Marx die Pariser Kommunarden genannt ?"
Ja, wie denn ? Ach richtig... Himmelstürmer hat er sie genannt. Aber wie sagt man das auf russisch ? Ich sehe die Geschichtslehrerin hilflos an und schweige.
"Schade, daß du das nicht weißt", sagt sie, "sagt sie, "ich wollte dir eine Fünf geben."
"Doch, ich weiß es", antworte ich aufgeregt, "ich kann es nur nicht sagen."
Ina Pawlowna sieht mich wieder an. In der Klasse ist es unruhig geworden. Einige Schüler versuchen mir mit den Händen zu zeigen, was "Himmelstürmer" bedeutet.
Der kleine Sascha auf der ersten Bank hebt beide Arme zum Himmel.
Lilka zeigt mit ihren blauen Augen auch auf den Himmel.
Ach, gute Freunde, ich weiß die Antwort doch, ich kann es nur nicht sagen. Da hilft mir eure Freundschaft nicht!
Traurig setze ich mich auf meinen Platz zurück. "Alles ist nicht so schlimm", sagt meine Nachbarin Vera, und auch Lilka sieht um und lächelt mir zu: "Nitschewo!"
"Ina Pawlowna!" steht plötzlich von der letzten Bank Kolja Nikitin auf. "Ich finde es nicht richtig, daß Sie Marianna eine schlechtere Zensur geben. Sie hat auf Ihre Frage nicht antwortet, weil sie noch nicht so gut Russisch spricht."
"Ach, sieh mal, es hat sich ein Ritter gefunden", sagt die Lehrerin und nähert sich dem Jungen. "Gibst du mir vielleicht diese Antwort ?"
"Himmelstürmer hat Marx die Kommunarden genannt", antwortet er gleich er gleich und hat schon wieder einen trotzigen Ausdruck im Gesicht.
Ina Pawlowna geht zum Tisch zurück. Wir sehen, daß sie noch nicht beschlossen hat, was sie tun soll. Sie ist noch jung und arbeitet nur zwei Jahre.
"Glaubt ihr es auch so ?" fragt sie unerwartet die ganze Klasse.
"Fragen Sie Marianna noch einmal. Dann wird sie wohl eine bessere Zensur bekommen", sagt ein Mädchen. "Ja, so werden Sie es richtig machen", rufen auch andere Schüler, und Ina Pawlowna ist auch froh. Sie beginnt weiter zu erzählen.
"Es ist das erste Mal, daß Kolja Nikitin ein Mädchen in der Klasse beschützen wollte. Er hat dich bestimmt gern", neckt mich Lilka nach der Schule. "Ein wenig gefällt er dir wohl auch, nicht wahr ?"
"Sei still, da steht er." Lilka gibt mir die Hand und verschwindet um die Ecke.
So begleitet mich Kolja an diesem Tage nach Hause.
Als ich zu Papa ins Zimmer komme, bemerke ich, daß er Sorgen hat. Er raucht eine Zigarette und schaut zum Fenster hinaus.
Ich setze mich aufs Sofa und sage nichts. Immer muß ich an Kolja denken: wir wolken am Sonntag einen Spaziergang machen. Jetzt kommt Mutti ins Zimmer.
Ihre Augen sind rot, sie hat wohl geweint. Was konnte denn hier passieren, denke ich, versuche aber von etwas anderem zu sprechen: "In der Geschichte habe ich heute alles gewußt, nur das russische Wort für "Himmelstürmer" nicht", sage ich. "Vielleicht bekomme ich keine Fünf in der Geschichte." Ich habe das Gefühl, daß mir niemand zuhört.
"Das ist dumm", Papa schaut mich kurz an. "Wichtig ist aber, daß du den Stoff gut kennst. "Er öffnet seinen Schreibtisch und sucht dort nach den Papieren
"Die Lehrerin will mich aber noch einmal fragen", sage ich und werde ganz rot bei dem Gedanken an Koljas Hilfe. "Ist Marussja zu Hause ?" Ich muß ihr doch bei den Schularbeiten helfen."
Auf unseren Rat hin besucht Marussja jetzt eine Abendschule.
Ich will schon zu ihr gehen, da ruft Papa mich zurück: "Warte doch mal, Marianne, ich wollte dir etwas sagen."
"Ja, was ?" frage ich, aber im nächsten Moment weiß ich, was er mit sagen wird...
"Ja, Kind. Dein alter Vater geht wieder auf eine weite Reise. Ach, könnte ich euch beide doch mitnehmen! Aber ich kann es leider nicht."
Lange kann ich an diesem Abend nicht schlafen. Der Gedanke an Vater macht mich tief traurig, dann aber sehe ich Kolja vor mir und fühle große Freude.
----
(1) "Die häßliche Herzogin" von Lion Feuchtwanger; Lion Feuchtwanger ist bekannter deutscher Schriftsteller-Antifaschist
(2) dir Ereignisse in Spanien - Im Jahre 1936 in Spanien hatte begesiegen der Volksfront, und am 18. Juli 1938 brach aus der faschist Putsch von des General Franko, organisierend Hitler Deutschland und fashist Italien bei die Unterstützung von Imperialisten von England, Frankreich und USA. Der Spanien Volk heroisch verteidiget die Republik. Die Unionnder Sozialistischen Sowjetrepubliken (UdSSR) und also demokratische Kräfte der andere Landers half den Spanien Volk kämpfen mit Faschismus. Viele deutsche Antifaschisten teilnehmen aktiv sich an heroisch Kämpf von den Spanien Volk.
===
GEBURSTAG
"Hast du die Nachrichten gehört ? Barcelona (1) hat man wieder stark bombardiert." Mutti setzt sich zu mir auf das Sofa. "Ich ferstehe nicht, an deinen Geburtstag hat Papa doch bestimmt gedacht. Warum kommt nur keine Post ?"
"Sie wird schon kommen", versuche ich ruhig zu antworten.
"Sieh mal, hier ist ein kleines Foto, das er uns im vorigen Jahr aus Spanien geschickt hat."
Mutti schaut sich das Foto an. "Ach, sieh, da steht auch Kisch. Erinnerst du dich noch an ihn ? Hier auf dem Bild sieht er ganz fremd aus."
"Natürlich! Hast du vergessen, daß wir ihn auch in Paris getroffen haben ?"
"Ach, ja, richtig." Mutti schaut wieder auf das Bild.
Da klingelt es an der Wohnungstür. "Vielleicht ein Brief von Papa. Um diese Zeit kommt immer Post." Ich springe auf und laufe aus dem Zimmer. Aber draußen ist niemand. Ich will schon die Tür wieder zumachen, sehe aber auf dem Fußboden einen kleinen Blumenstrsuß.
Ich habe ihm doch nicht gesagt, daß heute mein Geburtstag ich, denke ich. Vielleicht hat es Lilka gesagt ?
"Marianne!" ruft Mutti aus dem Zimmer. Ist Post gekommen ?"
'"Nein, aber etwas anderes." Ich seige ihr den Blumenstrauß.
"Es ihr sehr lieb von Kolja", sagt Mutti, ich sehe aber daß sie ebttäuscht ist. In diesem Moment klingelt es wieder.
"Post für Sie aus Spanien", sagt die Briefträgerin. Sie grüßt freundlich und geht.
"Mein liebes Kind!" lese ich, nachdem ich schnell das Kuvert geöffnet habe. "Man weiß nie, wievel Wochen die Post von der Front bis nach Moskau braucht. Darum schreibe ich Dir heute. Ich möchte, daß Du diesen Brief noch zu Deinem Geburtstag bekommst. Mein teures Kind, Du bist nun sechzehen Jahre alt, und meine Grüße kommen zu Dir aus einem Land von Blut und Zestörung. Meine Kameraden sind stolz, daß sie für die beste Sache der Welt an der Front kämpfen. In diesem Kriege hat sich das erste Mal in der Geschichte die herzliche internatinale Kameradschaft in solcher Kraft gezeigt. Dein alter Vater ist auch wieder Soldat geworden. Ich fühle, daß mein Platz jetzt an der Front ist und nicht am Schreibtisch . Vielleicht werde ich über dieses große Erlebnis auch später in Gedichten schreiben, ich weiß es aber noch nicht. In Briefen kann ich Euch leider von der Front nicht erzählen. Es ist so viel, daß ich sogar nicht weiß, wie ich beginnen soll.
...Ich denke jeden Tag an Euch und unsere freundliche Moskauer Heimat. Bald kommt die Zeit, wo ich Euch wieder umarmen kann.
Bleib lustig und tapfer
Dein Vater
Aragon-Front, den 1.September 1937
------
(1) Barcelona ist der Stadt in Spanien, nach wurdet die. Erbittert Kämpfe.
===
WIEDER ZUSAMMEN
Heute bin ich krank und liege im Bett. Draußen ist es kalt. In der Wohnung ist es still. Mutti ist nicht zu Hause. Marussya sitzt an meinem kleinen Schreibtisch und schreibt in ihrem Heft.
"Nun kommt bald wieder Frühling, und Papa ist noch nicht zurück", sage ich traurig. "Fast zwei Jahre ist er schon nicht zu Hause. Jetzt sitzt er in einem französischen Konzentrationslager. Und wenn ihn die Franzosen der Hitlerregierung ausliefern?"
"Mach dir keine Sorgen", sagt Marussya. "Er wird schon kommen. Eines Tages klingelt es an der Tür, und Erich Pawlowitsch steht draußen . Das wird eine Freude sein!" Sie lächelt bei diesem Gedanken und beginnt gleich wieder zu arbeiten. Neben ihr auf dem Tisch liegen letzten Nummern der Zeitung "Prawda".
"Hat es da nicht geklingelt ? Wer kommt so spät und bei diesem Wetter zu uns ? Oder hat Mutti ihren Schlüssel nicht mit ? "
"Ich habe nichts gehört. Jelizaweta Karlowna hat ihren Schlüssel bei sich", antwortet Marussja. Dovh jetzt hören wir beide ein langes Klingeln. Marussja steht auf und geht öffnen. Ich höre, wie sie die Tür aufmacht. Da, das ist... das kann doch nicht sein! Ich springe aus dem Bett und laufe zur Tür. Mein Herz schlägt bis zum Halse. Und wie ich aus dem Zimmer stürze, liege ich schon in den Armen meines lieben, guten Vaters.
Vor Glück können wir zuerst kein Wort sprechen. Doch als Papa mich endlich aus seiner Umarmung frei läßt, sehe ich, daß seine Haare weiß gewordeh sind.
Marussja steht an der Korridortür und weint. "Ach, was für Freude wird Jelisaweta Karlowna haben, wenn sie nach Hause kommt", wiederholt sie und wischt sich die Tränen ab.
Aber Mutti weiß noch nicht von ihrem Glück, denn Papa wartet nun bald zwei Stunden an meinem Bett, und sie ist immer noch nicht da! Marussja
kocht in der Küche etwas für ihn.
Das Heft ließ sie offen auf meinem Schreibtisch liegen, damit Papa es sehen kann. Er nimmt es wirklich und sagt: "Das steht schon sehr gut aus."
"Und wie geht es dir in der Schule, Kind, wirst du dein Abitur schaffen ? Und wünschst du immer noch, Französisch zu studieren ? Er sieht mich aus seinen hellen Augen aufmerksam an. "Ist es nicht besser, wenn du dich auf die deutsche oder russische Literatur specialisierst ?"
Ich liebe aber so sehr die französischen Klassiker. Im Institut soll man auch die spanische Sprache studieren, und du kannst mir dabei helfen. Sag mal, Papa, warum gast du nicht geschrieben, daß du lange krank gewesen bist?"
"Warum sollte ich euch Sorgen machen." Er geht zum Fernster, aber im Dunkeln kann man nichts sehen. "Wo ist nur Mutti?" Sie mußte doch schon zu Hause sein?"
Ich muß lächeln Heute ist Papas Warten auf Mutti ja verständlich. Aber auch früher ist das auch immer so gewesen. Wenn sie nur eine halbe Stunde später nach Hause kam, konnte er nicht mehr arbeiten, stand unruhig ind sorgenvoll am Fenster und schaute auf die Straße.
"Moscau ist in diesen zwei Jahren anders geworden, es sind größe Lebensmittelgeschäfte entstanden, sagt Papa vom Fernster her. "Auch die Menschen sind viel besser angezogen als früher."
"Man wird mich bald in den Komsomol aufnehmen", sage ich nach langem Schweigen, um ihm eine Freude zu machen.
Papa sieht mich liebevoll an und nimmt meine Hand. "Nun kann ich auf meine Tochter stolz sein."
Марианна Ланге-Вайнерт
ДЕВИЧЬИ ГОДЫ
Москва - Ленинград , Издательство "ПРОСВЕЩЕНИЕ", 1966. - 104 с.
на немецком языке -
Смотри http://TanyaMaryasina.newmail.ru
Marianne Lange-Weinert
MÄDCHENJAHRE
= = = =
ДЕНЬ, БОГАТЫЙ СОБЫТИЯМИ
"Если бы только она меня сегодня не спросила", - шепчет мне моя соседка по парте Вера. Но Инна Павловна, учительница истории, начинает объяснять новый материал. Я достаю из портфеля книгу. В некоторые дни я очень устаю на уроках. Тогда я не могу внимательно слушать и незаметно читаю немецкую книгу. Сегодня это роман: Lion Feuchtwanger "Die haSliche Herzogin" (1).
Я читаю свою книгу так, чтобы можно было ее быстро спрятать, когда подходит учительница. Вдруг у меня возникает чувство, что кто-то смотрит на меня. Видимо, это мальчик, который сидит на последней парте (*). У него длинные волосы, он ходит в коричневой бархатной куртке и он выглядит, как артист (художник). Он тоже рисует картинки в своей тетради или смотрит в окно. Странный мальчик, - думаю я и пробую читать дальше. При этом я горжусь, что мальчик мной интересуется. Учительница объясняет и объясняет, но вдруг открывает журнал и изучает фамилии школьников. Вера опять очень боится. Я тоже начинаю очень беспокоиться.
"Я совсем забыла, что некоторых я еще не спрашивала", - говорит Инна Павловна и осматривает класс. "Никитин, пожалуйста к доске".
Никитин - мальчик с последней парты. Часто он отказывается отвечать на вопросы учителя. Он принимает небольшое участие в жизни школы и класса и у него почти всегда грустное лицо.
"Я не готов к уроку", - говорит он сегодня тоже и остается сидеть. Он не проявляет никакого интереса к учебе. При этом он так интересуется жизнью в стране и в мире.
Из его школьного портфеля утром торчат новые газеты. Он также сам решил рассказать в классе о том, что происходит в Испании (1).
Он делает это три раза в неделю. Если бы он только знал, что мой папа тоже скоро поедет в Испанию! Я гордо смотрю на Колю, но от этой мысли мне грустно.
"Weinert, Marinanne", - вызывает в этот момент учительница. Я встаю со своего места и иду к доске. Я каждый день до позднего вечера занимаюсь уроками. Но мне всегда так трудно отвечать на вопросы на чужом (иностранном) языке, особенно, по анатомии, физике или истории.
"Характеруй мне, пожалуйста, двадцатую империю (Kaiserreich) во Франции".
В классе становится совсем тихо. Все считают интересным языковые упражнения иностранки (4) Я отвечаю на вопрос и при этом подбираю слова. Как всегда, мне неловко быть в центре внимания.
"Хорошо, это ты знаешь", - говорит учительница. "Но теперь расскажи мне еще, пожалуйста, как Карл Маркс звал Парижских коммунаров?"
Да, как же? Ах, да. Он звал их "атакующие небеса" (Himmel Sturmen). Но как это сказать по-русски? Я беспомощно смотрю на учительницу истории и молчу.
"Жаль, что ты это не знаешь", - говорит она, - "Я хотела поставить тебе "Пять".
"Но я знаю это", - отвечаю я взволнованно", - но только я не могу сказать".
Инна Павловна снова смотрит на меня. В классе становится неспокойно. Несколько школьников пытаются показать мне руками, что означают "Атакующие небеса".
Маленькая Саша на первой парте поднимает обе руки к небу.
Лилька тоже показывает мне своими голубыми глазами на небо.
Ах, милые друзья, я знаю ответ, только я не могу сказать. Здесь мне не поможет ваша дружба!
Печальная, я сажучь обратно на свое место. "Все не так плохо", - говорит моя соседка по парте Вера, и Лилька тоже смотрит на меня и улыбается мне: "Ничего!"
"Инна Павловна!", - неожиданно встает с последней парты Коля Никитин. "Я считаю неправильным, что Вы поставили Марианне плохую оценку. Она не ответила на вопрос, потому что она еще не говорит хорошо по-русски".
"Ах, сиди, нашелся рыцарь", - говорит учительница и подходит к мальчику. "Может быть, ты дашь мне ответ на этот вопрос?"
"Маркс назвал коммунаров Атакующими небесами", - сразу отвечает он и его лицо опять принимает упрямое выражение.
Инна Павловна возвращается к доске. Мы видим, что она еще не решила, что она должна делать. Она еще молодая и работает только два года.
"Вы тоже так думаете?", - неожиданно спрашивает она весь класс.
"Спросите Марианну еще раз, тогда она, может быть, получит лучшую оценку", - говорит одна девочка. "Да, так Вы поступите правильно", - кричат также другие школьники, и Инна Павловна тоже довольна. Она начинает объяснять дальше.
"Это первый раз, когда Коля Никитин захотел защитить девочку в классе. Определенно, он выступил в твою защиту охотно", - поддразнивает меня Лилька после уроков. "Пожалуй, он тебе не очень сильно нравится, не так ли?"
"Тише, вот он идет", Лилька дает мне руку и исчезает за углом.
Так Коля проводил меня в этот день до дома.
Когда я вошла в комнату к папе, я заметила, что он обеспокоен. Он курит сигарету и смотрит в окно.
Я сажусь на диван и ничего не говорю. Мне всегда приходится думать о Коле: мы хотим в воскресенье совершить прогулку. Теперь в комнату входит тетя Li.
У нее красные глаза, она, наверное, плакала. Что же могло здесь произойти, думаю я, но пытаюсь говорить о чем-то другом: "Я сегодня по истории все знала, но не знала по-русски "Himmelstirmer", - говорю я. "Может быть, я не получила четверки по истории". У меня такое чувство, что меня никто не слышит.
"Это глупо", - папа мельком взглядывает на меня. - "Но важно, что ты сама хорошо знаешь предмет". Он открывает свой письменный стол и ищет там бумаги.
"Но учительница будет спрашивать меня еще раз", - говорю я с краснею от мысли от Колиной помощи.
"Маруся дома? Я же должна помочь ей с уроками."
По нашему совету, Маруся учится в вечерней школе.
Я уже хочу идти к ней, в этот момент папа зовет, чтобы я вернулась:
"Подожди здесь, Marianne, я хочу тебе что-то сказать:"
"Да, что?" - спрашиваю я, но в следующий момент я знаю, что он мне скажет...
"Да, дочка. Твой старый отец опять едет в далекую поездку. Ах, если бы я мог взять вас обеих с собой! Но, к сожалению, это невозможно."
Я долго не могу заснуть в этот вечер. Мысль об отце очень печалит меня, но потом я вижу перед собой Колю и чувствую большую радость
------
(1) Лион Фейхвангер. "Безобразная герцогиня".
Lion Feuchtwanger (Лион Фейхвангер) - известный писатель антифашист
(*) на последней парте - "на камчатке", "на галерке"
(3) die Ereignisse in Spanien - В 1936 году в Испании победил Народный фронт, а 18 июля этого же года при поддержке империалистов Англии, Франции и США вспыхнул фашистский мятеж генерала Франко, организованный гитлеровской Германией и фашистской Италией. Испанский народ героически отстаивал республику, Советский Союз, а также демократические силы других стран помогали испанскому народу бороться с фашизмом. Многие немецкие антифашисты принимали активное участие в героичской борьбе испанского народа.
(4) Alle finden Interesse an der Zundenakrobatik eines Auslanders. - Всем интересно послушать, как иностранка ломает язык.
===
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
"Ты слышала последние известия? Снова сильно бомбили Барселону (1)". Тетя Li села ко мне на диван. "Я не понимаю, папа ведь, определенно, помнит про твой день рождения. Почему только нет почты?"
"Скоро придет", - пытаюсь спокойно ответить я.
"Посмотри-ка, здесь одна маленькая фотография, это папа прислал нам из Испании в прошлом году".
Тетя Li смотрит на фотографию. "Ах, посмотри, здесь стоит Kisch (*). Ты еще помнишь его? Здесь, на снимке, он выглядит совсем чужим".
"Конечно! Ты помнишь, что мы встречали его и в Париже?"
"Ах, да, верно". Тетя Li снова смотрит на снимок.
Тут в дверь позвонили. "Может быть, это письмо от папы. В это время всегда приходит почта". Я вскакиваю и выбегаю из комнаты. Но снаружи никого нет. Я хочу опять закрыть дверь, но вижу, на полу под ногами маленький букет цветов.
"Я же не говорила ему, что сегодня мой день рождения", - думаю я. Может быть, это Лилька сказала?
"Marianne!", - зовет тетя Li из комнаты. "Пришла почта?"
"Нет, нечто другое". Я показываю ей цветы.
"Это очень мило со стороны Коли", - говорит тетя Li, но я вижу, то она разочарована. В этот момент снова звонят. "Для вас почта из Испании", - говорит почтальон. Она приветливо отдает честь и уходит".
"Моя любимая дочка!, - читаю я, быстро вскрыв конверт. - "Неизвестно, сколько недель нужно для того, чтобы доставить почту с фронта в Москву. Поэтому пишу тебе сегодня, я хотел бы, чтобы это письмо пришло к твоему дню рождения. Моя дорогая девочка, тебе теперь 16 лет, и мои поздравления придут к тебе с земли крови и разрушений.
Мои товарищи гордятся, что они борются за лучшую жизнь в мире. В этой войне в первый раз в истории искреннее интернациональное товарищество показало такую силу. Твой немолодой отец тоже снова стал солдатом. Я чувствую, что сейчас мое место на фронте, а не за письменным столом. Можетт быть, позднее я напишу об этом большом впечатлении и в стихах.
К сожалению, в письмах с фронта ничего не расскажешь. Это такое большое чувство, что я даже не знаю, с чего начать.
Я каждый день думаю о тебе и о нашей радушной московской родине. Скоро придет время, когда я смогу обнять тебя.
Оставайся веселой и храброй.
Твой отец
Aragon-Front (*), 1 сентября 1937 г.
-------------------------------------------
(*) Egon Erwin Kisch (1885 - 1948) - писатель, антифашист
---
(1) Barcelona - Барселона, город в Испании, за который велись ожесточенные бои
(*) Aragon-Front - Арагонский фронт
===
СНОВА ВМЕСТЕ
Сегодня я, больная, лежу в постели. На улице холодно. В квартире тихо. Тети Li нет дома. Маруся сидит за моим маленьким письменным столом и пишет в своей тетради.
"Ну вот уже пришла весна, а папа еще не вернулся", - говорю я грустно.- "Его нет дома уже почти два года. Сейчас он во французском концентрационном лагере. А когда французы выдадут его правительству Гитлера? (*)"
"Не беспокойся", - говорит Маруся. "Он уже скоро приедет. Однажды позвонят в дверь, и там за дверью будет стоять Эрих Павлович. Вот будет радость! Она улыбается от этих мыслей и сразу же начинает дальше работать. На столе рядом с ней лежат последние номера газеты "Правда".
"Не звонят? Кто придет к нам так поздно и в такую погоду? Или у мамы нет с собой ключа?"
"Я не слышала. У Елизаветы Карловны ключ с собой", - отвечает Маруся. Но теперь мы обе слышим длинные звонки. Маруся встает и идет открывать. Я слышу, как она открывает дверь. Там ... не может быть! Я вскакиваю с кровати и бегу к двери. Около шеи у меня чувствуется биение пульса. И как я бросаюсь из комнаты и уже оказываюсь в руках моего любимого, хорошего отца.
От счастья мы сначала не можем говорить ни слова. Но когда папа, наконец, освобождает меня из своих объятий, я вижу, что волосы у него стали седые.
Маруся стоит в коридоре и плачет. "Ах, какая радость будет для Елизаветы Карловны, когда она придет домой", - повторяет она и вытирает слезы. Но тетя Li еще не знает своего счастья, потому что папа будет ждать теперь два часа у моей кровати, а ее все еще нет! Маруся что-то готовит ему на кухне.
Она оставляет лежать на моем письменном столе открытую тетрадь, чтобы папа мог ее видеть. Он действительно берет ее и говорит: "Это уже очень сильно привлекает внимание".
"А как у тебя дела в школе, дочка, справишься ли ты с выпускными экзаменами? А ты все еще хочешь изучать французкий язык?" Он внимательно смотрит на меня своими ясными глазами. "Не стоит ли тебе лучше получить специализацию по немецкой или русской литературе?"
"Но мне так нравится французская классика. В институте нужно также изучать испанский язык, и ты сможешь мне помочь. Скажи-ка, папа, почему ты не написал, что долго болел?"
"Потому что ты будешь беспокоиться". Он идет к окну, но в темноте ничего не видно. "Где только мама? Она ведь уже должна быть дома?"
Я вынуждена улыбнуться. Понятно, что сегодня папа ждет тетю Li. Когда она пришла только через полчаса, он уже не мог больше работать, встревоженно и беспокойно стоял около окна и смотрел на улицу.
"За эти два года Москва стала другой, построены большие продовольственные магазины", - говорит папа, стоя у окна. "И люди одеты гораздо лучше, чем раньше".
"Меня скоро примут в комсомол", - говорю я после долгого молчания, чтобы порадовать его.
Папа с нежностью смотрит на меня и берет меня за руку. Теперь я могу гордиться своей дочерью".
-------
(*) der Hitler Hitlerregierung ausliefern - выдадут правительству Гитлера
===
DEUTSCH
EIN EREIGNSREICHER RAG
"Wenn sie mich nur heute nicht fragt", flüstert mir meine Banknachbarin Vera. Ina Pawlowna, die Geschichtslehrerin, beginnt aber den neuen Stoff zu erklären. Ich hole ein Buch aus der Tasche. An manchen Tagen werde ich in den Stunden sehr müde. Dann kann ich aufmerksam zuhören und lese unbemerkt ein deutsches Buch. Heute ist es der Roman "Die häßliche Herzogin" von Lion Feuchtwanger (1), den ich sehr gern lese.
Ich lege mein Buch so, daß ich es schnell verstecken kann, wenn die Lehrerin kommt. Plötzlich habe ich das Gefühl, daß mich jemand anschaut. Das ist wohl der Junge, der auf der letzten Bank sitzt. Er hat langes Haar, trägt eine braune Samtjacke und sieht wie ein Künstler aus. Er malt auch Bilderchen in seine Helfe oder sieht zum Fenster hinaus. Ein seltsamer Junge, denke ich und versuche weiterzulesen. Dabei bin ich stolz, daß sich ein Junge für mich interessiert. Die Lehrerin erzählt und erzählt, aber plötzlich öffnet sie das Klassenbuch und studiert die Namen der Schüler. Vera hat wieder große Angst. Ich werde auch unruhig.
"Ich habe ganz vergessen, daß ich einige noch nicht gefragt habe", sagt Ina Pawliwna und sieht die Klasse an. "Nikitin, bitte zur Tafel."
Nikitin ist der Junge auf der letzten Bank. Oft weigert er sich, auf die Fragen der Lehrer zu antworten. Er nimmt am Schul- und Klassenleben wenig teil und hat fast immer ein trauriges Gesicht.
"Ich habe mich zur Stunde nicht vorbereitet", sagt er auch heute und bleibt sitzen. Für das Lernen zeigt er kein Interesse. Dabei interessiert er sich so sehr für das Leben im Lande und draußen in der Welt. Aus seiner Schultasche schauen morgens die neuesten Zeitungen heraus. Auch hat er selbst gewollt, über die Ereignisse in Spanien (2) vor der Klasse zu erzählen. Er tut das dreimal in der Woche. Wenn er wüßte, daß mein Papa auch bald nach Spanien gehen wird! Ich sehe stolz auf Kolja, werde aber bei diesem Gedanken traurig.
"Weinert, Marianna", ruft da die Lehrerin.
Ich stehe von meinem Platz auf und gehe nach vorn. Ich mache jeden Tag bis spätabends Schularbeiten. Doch ist mir immer sehr schwer, in der fremden Sprache zu antworten, besonders in der Anatomie, Physik oder Geschichte.
"Charakterisiere uns bitte das zweite Kaiserreich in Frankreich."
In der Klasse ist es ganz still geworden. Alle finden Interesse an der Zungenakrobatik eines Ausländers. Ich antworte auf die Frage und suche dabei nach Worten. Wie immer schäme ich mich, so im Zentrum des Interesses zu stehen.
"Es ist gut, du weißt es", sagt die Lehrerin. "Nun sag mir aber bitte noch, wie hat Karl Marx die Pariser Kommunarden genannt ?"
Ja, wie denn ? Ach richtig... Himmelstürmer hat er sie genannt. Aber wie sagt man das auf russisch ? Ich sehe die Geschichtslehrerin hilflos an und schweige.
"Schade, daß du das nicht weißt", sagt sie, "sagt sie, "ich wollte dir eine Fünf geben."
"Doch, ich weiß es", antworte ich aufgeregt, "ich kann es nur nicht sagen."
Ina Pawlowna sieht mich wieder an. In der Klasse ist es unruhig geworden. Einige Schüler versuchen mir mit den Händen zu zeigen, was "Himmelstürmer" bedeutet.
Der kleine Sascha auf der ersten Bank hebt beide Arme zum Himmel.
Lilka zeigt mit ihren blauen Augen auch auf den Himmel.
Ach, gute Freunde, ich weiß die Antwort doch, ich kann es nur nicht sagen. Da hilft mir eure Freundschaft nicht!
Traurig setze ich mich auf meinen Platz zurück. "Alles ist nicht so schlimm", sagt meine Nachbarin Vera, und auch Lilka sieht um und lächelt mir zu: "Nitschewo!"
"Ina Pawlowna!" steht plötzlich von der letzten Bank Kolja Nikitin auf. "Ich finde es nicht richtig, daß Sie Marianna eine schlechtere Zensur geben. Sie hat auf Ihre Frage nicht antwortet, weil sie noch nicht so gut Russisch spricht."
"Ach, sieh mal, es hat sich ein Ritter gefunden", sagt die Lehrerin und nähert sich dem Jungen. "Gibst du mir vielleicht diese Antwort ?"
"Himmelstürmer hat Marx die Kommunarden genannt", antwortet er gleich er gleich und hat schon wieder einen trotzigen Ausdruck im Gesicht.
Ina Pawlowna geht zum Tisch zurück. Wir sehen, daß sie noch nicht beschlossen hat, was sie tun soll. Sie ist noch jung und arbeitet nur zwei Jahre.
"Glaubt ihr es auch so ?" fragt sie unerwartet die ganze Klasse.
"Fragen Sie Marianna noch einmal. Dann wird sie wohl eine bessere Zensur bekommen", sagt ein Mädchen. "Ja, so werden Sie es richtig machen", rufen auch andere Schüler, und Ina Pawlowna ist auch froh. Sie beginnt weiter zu erzählen.
"Es ist das erste Mal, daß Kolja Nikitin ein Mädchen in der Klasse beschützen wollte. Er hat dich bestimmt gern", neckt mich Lilka nach der Schule. "Ein wenig gefällt er dir wohl auch, nicht wahr ?"
"Sei still, da steht er." Lilka gibt mir die Hand und verschwindet um die Ecke.
So begleitet mich Kolja an diesem Tage nach Hause.
Als ich zu Papa ins Zimmer komme, bemerke ich, daß er Sorgen hat. Er raucht eine Zigarette und schaut zum Fenster hinaus.
Ich setze mich aufs Sofa und sage nichts. Immer muß ich an Kolja denken: wir wolken am Sonntag einen Spaziergang machen. Jetzt kommt Mutti ins Zimmer.
Ihre Augen sind rot, sie hat wohl geweint. Was konnte denn hier passieren, denke ich, versuche aber von etwas anderem zu sprechen: "In der Geschichte habe ich heute alles gewußt, nur das russische Wort für "Himmelstürmer" nicht", sage ich. "Vielleicht bekomme ich keine Fünf in der Geschichte." Ich habe das Gefühl, daß mir niemand zuhört.
"Das ist dumm", Papa schaut mich kurz an. "Wichtig ist aber, daß du den Stoff gut kennst. "Er öffnet seinen Schreibtisch und sucht dort nach den Papieren
"Die Lehrerin will mich aber noch einmal fragen", sage ich und werde ganz rot bei dem Gedanken an Koljas Hilfe. "Ist Marussja zu Hause ?" Ich muß ihr doch bei den Schularbeiten helfen."
Auf unseren Rat hin besucht Marussja jetzt eine Abendschule.
Ich will schon zu ihr gehen, da ruft Papa mich zurück: "Warte doch mal, Marianne, ich wollte dir etwas sagen."
"Ja, was ?" frage ich, aber im nächsten Moment weiß ich, was er mit sagen wird...
"Ja, Kind. Dein alter Vater geht wieder auf eine weite Reise. Ach, könnte ich euch beide doch mitnehmen! Aber ich kann es leider nicht."
Lange kann ich an diesem Abend nicht schlafen. Der Gedanke an Vater macht mich tief traurig, dann aber sehe ich Kolja vor mir und fühle große Freude.
----
(1) "Die häßliche Herzogin" von Lion Feuchtwanger; Lion Feuchtwanger ist bekannter deutscher Schriftsteller-Antifaschist
(2) dir Ereignisse in Spanien - Im Jahre 1936 in Spanien hatte begesiegen der Volksfront, und am 18. Juli 1938 brach aus der faschist Putsch von des General Franko, organisierend Hitler Deutschland und fashist Italien bei die Unterstützung von Imperialisten von England, Frankreich und USA. Der Spanien Volk heroisch verteidiget die Republik. Die Unionnder Sozialistischen Sowjetrepubliken (UdSSR) und also demokratische Kräfte der andere Landers half den Spanien Volk kämpfen mit Faschismus. Viele deutsche Antifaschisten teilnehmen aktiv sich an heroisch Kämpf von den Spanien Volk.
===
GEBURSTAG
"Hast du die Nachrichten gehört ? Barcelona (1) hat man wieder stark bombardiert." Mutti setzt sich zu mir auf das Sofa. "Ich ferstehe nicht, an deinen Geburtstag hat Papa doch bestimmt gedacht. Warum kommt nur keine Post ?"
"Sie wird schon kommen", versuche ich ruhig zu antworten.
"Sieh mal, hier ist ein kleines Foto, das er uns im vorigen Jahr aus Spanien geschickt hat."
Mutti schaut sich das Foto an. "Ach, sieh, da steht auch Kisch. Erinnerst du dich noch an ihn ? Hier auf dem Bild sieht er ganz fremd aus."
"Natürlich! Hast du vergessen, daß wir ihn auch in Paris getroffen haben ?"
"Ach, ja, richtig." Mutti schaut wieder auf das Bild.
Da klingelt es an der Wohnungstür. "Vielleicht ein Brief von Papa. Um diese Zeit kommt immer Post." Ich springe auf und laufe aus dem Zimmer. Aber draußen ist niemand. Ich will schon die Tür wieder zumachen, sehe aber auf dem Fußboden einen kleinen Blumenstrsuß.
Ich habe ihm doch nicht gesagt, daß heute mein Geburtstag ich, denke ich. Vielleicht hat es Lilka gesagt ?
"Marianne!" ruft Mutti aus dem Zimmer. Ist Post gekommen ?"
'"Nein, aber etwas anderes." Ich seige ihr den Blumenstrauß.
"Es ihr sehr lieb von Kolja", sagt Mutti, ich sehe aber daß sie ebttäuscht ist. In diesem Moment klingelt es wieder.
"Post für Sie aus Spanien", sagt die Briefträgerin. Sie grüßt freundlich und geht.
"Mein liebes Kind!" lese ich, nachdem ich schnell das Kuvert geöffnet habe. "Man weiß nie, wievel Wochen die Post von der Front bis nach Moskau braucht. Darum schreibe ich Dir heute. Ich möchte, daß Du diesen Brief noch zu Deinem Geburtstag bekommst. Mein teures Kind, Du bist nun sechzehen Jahre alt, und meine Grüße kommen zu Dir aus einem Land von Blut und Zestörung. Meine Kameraden sind stolz, daß sie für die beste Sache der Welt an der Front kämpfen. In diesem Kriege hat sich das erste Mal in der Geschichte die herzliche internatinale Kameradschaft in solcher Kraft gezeigt. Dein alter Vater ist auch wieder Soldat geworden. Ich fühle, daß mein Platz jetzt an der Front ist und nicht am Schreibtisch . Vielleicht werde ich über dieses große Erlebnis auch später in Gedichten schreiben, ich weiß es aber noch nicht. In Briefen kann ich Euch leider von der Front nicht erzählen. Es ist so viel, daß ich sogar nicht weiß, wie ich beginnen soll.
...Ich denke jeden Tag an Euch und unsere freundliche Moskauer Heimat. Bald kommt die Zeit, wo ich Euch wieder umarmen kann.
Bleib lustig und tapfer
Dein Vater
Aragon-Front, den 1.September 1937
------
(1) Barcelona ist der Stadt in Spanien, nach wurdet die. Erbittert Kämpfe.
===
WIEDER ZUSAMMEN
Heute bin ich krank und liege im Bett. Draußen ist es kalt. In der Wohnung ist es still. Mutti ist nicht zu Hause. Marussya sitzt an meinem kleinen Schreibtisch und schreibt in ihrem Heft.
"Nun kommt bald wieder Frühling, und Papa ist noch nicht zurück", sage ich traurig. "Fast zwei Jahre ist er schon nicht zu Hause. Jetzt sitzt er in einem französischen Konzentrationslager. Und wenn ihn die Franzosen der Hitlerregierung ausliefern?"
"Mach dir keine Sorgen", sagt Marussya. "Er wird schon kommen. Eines Tages klingelt es an der Tür, und Erich Pawlowitsch steht draußen . Das wird eine Freude sein!" Sie lächelt bei diesem Gedanken und beginnt gleich wieder zu arbeiten. Neben ihr auf dem Tisch liegen letzten Nummern der Zeitung "Prawda".
"Hat es da nicht geklingelt ? Wer kommt so spät und bei diesem Wetter zu uns ? Oder hat Mutti ihren Schlüssel nicht mit ? "
"Ich habe nichts gehört. Jelizaweta Karlowna hat ihren Schlüssel bei sich", antwortet Marussja. Dovh jetzt hören wir beide ein langes Klingeln. Marussja steht auf und geht öffnen. Ich höre, wie sie die Tür aufmacht. Da, das ist... das kann doch nicht sein! Ich springe aus dem Bett und laufe zur Tür. Mein Herz schlägt bis zum Halse. Und wie ich aus dem Zimmer stürze, liege ich schon in den Armen meines lieben, guten Vaters.
Vor Glück können wir zuerst kein Wort sprechen. Doch als Papa mich endlich aus seiner Umarmung frei läßt, sehe ich, daß seine Haare weiß gewordeh sind.
Marussja steht an der Korridortür und weint. "Ach, was für Freude wird Jelisaweta Karlowna haben, wenn sie nach Hause kommt", wiederholt sie und wischt sich die Tränen ab.
Aber Mutti weiß noch nicht von ihrem Glück, denn Papa wartet nun bald zwei Stunden an meinem Bett, und sie ist immer noch nicht da! Marussja
kocht in der Küche etwas für ihn.
Das Heft ließ sie offen auf meinem Schreibtisch liegen, damit Papa es sehen kann. Er nimmt es wirklich und sagt: "Das steht schon sehr gut aus."
"Und wie geht es dir in der Schule, Kind, wirst du dein Abitur schaffen ? Und wünschst du immer noch, Französisch zu studieren ? Er sieht mich aus seinen hellen Augen aufmerksam an. "Ist es nicht besser, wenn du dich auf die deutsche oder russische Literatur specialisierst ?"
Ich liebe aber so sehr die französischen Klassiker. Im Institut soll man auch die spanische Sprache studieren, und du kannst mir dabei helfen. Sag mal, Papa, warum gast du nicht geschrieben, daß du lange krank gewesen bist?"
"Warum sollte ich euch Sorgen machen." Er geht zum Fernster, aber im Dunkeln kann man nichts sehen. "Wo ist nur Mutti?" Sie mußte doch schon zu Hause sein?"
Ich muß lächeln Heute ist Papas Warten auf Mutti ja verständlich. Aber auch früher ist das auch immer so gewesen. Wenn sie nur eine halbe Stunde später nach Hause kam, konnte er nicht mehr arbeiten, stand unruhig ind sorgenvoll am Fenster und schaute auf die Straße.
"Moscau ist in diesen zwei Jahren anders geworden, es sind größe Lebensmittelgeschäfte entstanden, sagt Papa vom Fernster her. "Auch die Menschen sind viel besser angezogen als früher."
"Man wird mich bald in den Komsomol aufnehmen", sage ich nach langem Schweigen, um ihm eine Freude zu machen.
Papa sieht mich liebevoll an und nimmt meine Hand. "Nun kann ich auf meine Tochter stolz sein."
Ильина. Четвертая высота. С детьми героев
Ильина Е.Я.
Четвертая высота
С детьми героев
Прошла зима. А в одно весеннее утро в Гулиной жизни произошло большое событие.
- Мы поедем с тобой в детский дом МОПРа, - сказала мама.
Слово "МОПР" Гуля слышала еще в раннем детстве. Не понимая, что это значит, она уже знала, что мама работает в каком-то МОПРе, а когда подросла, то уже стала понимать, что это значит: "Международная организация помощи борцам революции".
Гуля очень любила, когда в гости к ним приходил французский писатель Леон Муссинак. Гуля усаживалась рядом с ним и могла подолгу, не проронив ни слова, его слушать.
"Вот хорошо, - думала она, - что адам учила меня французскому. Это так интересно все, что говорит милый, милый нам Муссинак!"
Особенно запомнилась Гуле песня, которую он пел, рассказывая об Испании: "Тореадор, смелее в бой!"
Однажды во время испанской революции 1931 года группа партизан-французов переносила в Испанию тайными тропами через Пиренеи тяжелые ящики с оружием. Когда люди уже совсем выбились из сил, один из французов, писатель Поль Вайяан Кутюрье, бесстрашный, веселый челолвек, завернулся в плащ и бодро запел: "Тореадор, смелее в бой! Тореадор! Тореадор!"
Эта песня - авария из оперы "Кармен" - так неожиданно прозвучала здесь, в горах, что все невольно рассмеялись, повеселели, и это дало измученным людям силы преодолеть усталость и продолжать путь.
Гуля слушала Муссинака, не сводя глаз, а потом часто, закутавшись в мамин платок и перебросив его через плечо, шагала по комнате и пела, раскатисто произнося "р":
Тор-реадор, смелее в бой!
Но никто не мог предположить тогда, что, спустя каких-нибудь десять лет, эта девочка, с волнением слушающая рассказы о героях, сама станет героиней и поднимет людей на подвиг так же неустрашимо, как это сделал пламенный борец за свободу Ваяан Кутюрье...
А пока она только прислушивалась, приисматривалась, сама не сознавая того, что учится стойкости и бесстрашию...
Когда Муссинак уезжал на родину, Гуля послала с ним письмо французским ребятам.
"Дорогие друзья, - написала она на листке, вырванном из тетрадки, - как вы поживаете? Обязательно, обязательно приезжайте к нам в гости!"
Французские друзья в гости к Гуле не приехали, но прислали ей с Муссинаком, снова приехавшим в Советский Союз, подарок - пушистую вязаную кофточку.
Гуля ласково проводила ладонью по этой мягкой ворсистой кофточке и говорила:
- Вот спасибо француским ребятам! Хоть бы одного из них увидеть! Хоть бы самого маленького!
И подумать только - мечта ее исполнилась! Она едет в детский дом, где живут ребята, да еще при этом из не из одной только Франции, а из многих, многих стран! Мама говорит, что там живут немцы, китайцы, японцы, болгары...
Своей радостью Гуля поделилась первым делом с Эвриком. Она позвонила ему по телефону:
- Знаешь, Эрастик? Есть такой город Иваново. Там фабрики ткацкие. А за Ивановом - речка Талка. Наверное, хорошая речка. Правда? Уж очень название веселое - вроде Наталки. Так вот, у этой самой Талки-Наталки есть детский дом. Мама туда едет и меня с собой берет!
И Гуля пообещала Эрику, что расскажет ему все-все, как только вернется.
...Гуля и мама сошли с поезда и поднялись вверх по ступеням на высокий железнодорожный мост. Отсюда открывался широкий простор. По обе стороны тянулись и уходили вдаль, изгибаясь и поблескивая сталью, рельсы, виден был город с его фабричными трубами и зеленью садов, а еще дальше темнел лес. Над горизонтом стоял огненный диск заходящего солнца.
- А вон и детский дом, - сказала мама.
- Где? Где? - с нетерпением спросила Гуля.
- А вон... У самой опушки лес. - И мама показала на белеющий вдалеке двухэтажный дом. - Ну пойдем, Гулюшка.
Зоя Михайловна шла не спеша, а Гуля то убегала от нее вперед, то возвращалась назад, чтобы задать маме какой-нибудь вопрос.
- Мама, а как эти ребята разговаривают друг с другом? Китайские говорят по-французски или французские говорят по китайски?.. Мама, а родители их дома остались?
Когда Гуля узнала, что у некоторых из детей родители убиты, а у других сидят в тюрьме, она замедлила шаг.
- Что же ты? - спросила Гуля. - Ты пойди вперед... Я немножко подумаю, а потом тебя догон.
Радость, которую она чувствовала весь день, вдруг померкла. Она думала о том, что сейчас увидит грустных, бледных, заплаканных ребят.
Мама взяла ее за руку, и они вошли в детдомовский сад.
Стекла окон так и сверкали, отражая багряный свет заходящего солнцпа. Перед болльшой верандой был фонтан. Слышалось неумолающее, задумчивое, чуть печальное журчание, как будто фонтан тихонько бормотал что-то такое, о чем знал только он один...
И опять Гуля подумала о детях этого дома, которым пришлось испытать то, что бывает только в страшных сказках.
Но тут откуда-то из-за веранды на песчаную дорожку выехал педальный автомобиль, и маленький краснощекий мальчуган, сидевший на нем, весело загудел и заболтал что-то на своем языке. Гуля посторонилась, чтобы дать ему дорогу, и в эту минуту целая ватага таких же разрумянившихся и веселых ребят выбежала из глубины сада. В руках у одного из них был волейбольный мяч.
При виде этой веселой, беззаботной ватаги Гуля сразу забыла о страшных сказках и уже не думала больше о том, что пережили не так давно эти ребята.
Когда сели ужинать, Гуля оказалась за одним столиком с болгарами - с двумя мальчиками и девочкой. Все трое очень понравились Гуле, особенно девочка. Звали ее Росица. У нее были длинные иссиня-черные вьющиеся волосы, зачесанные за уши, серо-зеленые глаза, как будто прозрачные, глаза и ямочка на подбородке.
- Я не могла еще научить русский, - сказала Росица, словно извиняясь перед Гулей, - поэтому у меня есть много ошибки.
Но Гуле сразу все полюбилось в ее новой подруге, даже ее ошибки. И скоро Гуля узнала, что Росица жила в главном городе Болгарии, в Софии, что она "школьничка", "ученичка" четвертого класса.
- Я очень хочу, - говорила Росица, - иметь много приятельки в Советская Россия.
- Какое у тебя имя красивое, - сказала Гуля. - Росица. Совсем как роса. Росинка.
На ночь Гулю уложили в одной комнате с Росицей.
А утром мама сказала Гуле:
- Я уезжаю, Гулюшка.
- А я? - с тревогой спросила Гуля. - Мне еще не хочется уезжать.
- Меня просили оставить тебя погостить, - успокоила ее мама. - Но смотри Гуленька, не озорничай. Было бы очень стыдно, если бы советская девочка вела себя хуже, чем другие дети.
- Хорошо мама, - серьезно ответила Гуля. - Я понимаю.
В этот же день, проводив маму, Гуля играла ребятами в волейбол, каталась на карусели и гигантсаих шагах в саду детского дома.
Спустя неделю она уже говорила понемножку на всех языках, а в чемоданчике ее еле-еле помещались подарки. Девочки дарили ей на память картинки, вышивки, ленточки, а мальчьчики - монеты и марки своих стран.
Приближался день отъезда. Гуля уже успела подружиться со многими ребятами и научиться петь их песни.
За несколько дней до того, как снова приехала мама, Гулю приняли в пионеры.
Накануне вечером, лежа в постели, она сказала Росице:
- Последние часы мы доживаем с тобой октябрятами. А завтра в это время...
- Что завтра? - спросила Росица, подняв голову.
- Пионерками будем!
...И вот Гуля уже стоит на торжественной линейке. Справа и слева от нее - китайские девочки Чи-Чу и Ту-я. И везде, во всю длину линейки, - знакомые ребята: Росица, Митко и Петро из Болгарии, Энрико из Гаваны, Иосиф из Венгрии, маленький негр Нилли из Америки, Китами из Японии, Лена из Сербии...
Все они кажутся Гуле настоящими героями, такими же, как их родители.
И оттого, что она стоит с ними в одном ряду, она чувствует себя тоже чуточку героиней...
А в облаках, разгораясь, как в тот вечер, когда Гуля сюда приехала, горит полыхает закат, и кажется, что это ходят по небу пионерские отряды со своими красными знаменами.
Четвертая высота
С детьми героев
Прошла зима. А в одно весеннее утро в Гулиной жизни произошло большое событие.
- Мы поедем с тобой в детский дом МОПРа, - сказала мама.
Слово "МОПР" Гуля слышала еще в раннем детстве. Не понимая, что это значит, она уже знала, что мама работает в каком-то МОПРе, а когда подросла, то уже стала понимать, что это значит: "Международная организация помощи борцам революции".
Гуля очень любила, когда в гости к ним приходил французский писатель Леон Муссинак. Гуля усаживалась рядом с ним и могла подолгу, не проронив ни слова, его слушать.
"Вот хорошо, - думала она, - что адам учила меня французскому. Это так интересно все, что говорит милый, милый нам Муссинак!"
Особенно запомнилась Гуле песня, которую он пел, рассказывая об Испании: "Тореадор, смелее в бой!"
Однажды во время испанской революции 1931 года группа партизан-французов переносила в Испанию тайными тропами через Пиренеи тяжелые ящики с оружием. Когда люди уже совсем выбились из сил, один из французов, писатель Поль Вайяан Кутюрье, бесстрашный, веселый челолвек, завернулся в плащ и бодро запел: "Тореадор, смелее в бой! Тореадор! Тореадор!"
Эта песня - авария из оперы "Кармен" - так неожиданно прозвучала здесь, в горах, что все невольно рассмеялись, повеселели, и это дало измученным людям силы преодолеть усталость и продолжать путь.
Гуля слушала Муссинака, не сводя глаз, а потом часто, закутавшись в мамин платок и перебросив его через плечо, шагала по комнате и пела, раскатисто произнося "р":
Тор-реадор, смелее в бой!
Но никто не мог предположить тогда, что, спустя каких-нибудь десять лет, эта девочка, с волнением слушающая рассказы о героях, сама станет героиней и поднимет людей на подвиг так же неустрашимо, как это сделал пламенный борец за свободу Ваяан Кутюрье...
А пока она только прислушивалась, приисматривалась, сама не сознавая того, что учится стойкости и бесстрашию...
Когда Муссинак уезжал на родину, Гуля послала с ним письмо французским ребятам.
"Дорогие друзья, - написала она на листке, вырванном из тетрадки, - как вы поживаете? Обязательно, обязательно приезжайте к нам в гости!"
Французские друзья в гости к Гуле не приехали, но прислали ей с Муссинаком, снова приехавшим в Советский Союз, подарок - пушистую вязаную кофточку.
Гуля ласково проводила ладонью по этой мягкой ворсистой кофточке и говорила:
- Вот спасибо француским ребятам! Хоть бы одного из них увидеть! Хоть бы самого маленького!
И подумать только - мечта ее исполнилась! Она едет в детский дом, где живут ребята, да еще при этом из не из одной только Франции, а из многих, многих стран! Мама говорит, что там живут немцы, китайцы, японцы, болгары...
Своей радостью Гуля поделилась первым делом с Эвриком. Она позвонила ему по телефону:
- Знаешь, Эрастик? Есть такой город Иваново. Там фабрики ткацкие. А за Ивановом - речка Талка. Наверное, хорошая речка. Правда? Уж очень название веселое - вроде Наталки. Так вот, у этой самой Талки-Наталки есть детский дом. Мама туда едет и меня с собой берет!
И Гуля пообещала Эрику, что расскажет ему все-все, как только вернется.
...Гуля и мама сошли с поезда и поднялись вверх по ступеням на высокий железнодорожный мост. Отсюда открывался широкий простор. По обе стороны тянулись и уходили вдаль, изгибаясь и поблескивая сталью, рельсы, виден был город с его фабричными трубами и зеленью садов, а еще дальше темнел лес. Над горизонтом стоял огненный диск заходящего солнца.
- А вон и детский дом, - сказала мама.
- Где? Где? - с нетерпением спросила Гуля.
- А вон... У самой опушки лес. - И мама показала на белеющий вдалеке двухэтажный дом. - Ну пойдем, Гулюшка.
Зоя Михайловна шла не спеша, а Гуля то убегала от нее вперед, то возвращалась назад, чтобы задать маме какой-нибудь вопрос.
- Мама, а как эти ребята разговаривают друг с другом? Китайские говорят по-французски или французские говорят по китайски?.. Мама, а родители их дома остались?
Когда Гуля узнала, что у некоторых из детей родители убиты, а у других сидят в тюрьме, она замедлила шаг.
- Что же ты? - спросила Гуля. - Ты пойди вперед... Я немножко подумаю, а потом тебя догон.
Радость, которую она чувствовала весь день, вдруг померкла. Она думала о том, что сейчас увидит грустных, бледных, заплаканных ребят.
Мама взяла ее за руку, и они вошли в детдомовский сад.
Стекла окон так и сверкали, отражая багряный свет заходящего солнцпа. Перед болльшой верандой был фонтан. Слышалось неумолающее, задумчивое, чуть печальное журчание, как будто фонтан тихонько бормотал что-то такое, о чем знал только он один...
И опять Гуля подумала о детях этого дома, которым пришлось испытать то, что бывает только в страшных сказках.
Но тут откуда-то из-за веранды на песчаную дорожку выехал педальный автомобиль, и маленький краснощекий мальчуган, сидевший на нем, весело загудел и заболтал что-то на своем языке. Гуля посторонилась, чтобы дать ему дорогу, и в эту минуту целая ватага таких же разрумянившихся и веселых ребят выбежала из глубины сада. В руках у одного из них был волейбольный мяч.
При виде этой веселой, беззаботной ватаги Гуля сразу забыла о страшных сказках и уже не думала больше о том, что пережили не так давно эти ребята.
Когда сели ужинать, Гуля оказалась за одним столиком с болгарами - с двумя мальчиками и девочкой. Все трое очень понравились Гуле, особенно девочка. Звали ее Росица. У нее были длинные иссиня-черные вьющиеся волосы, зачесанные за уши, серо-зеленые глаза, как будто прозрачные, глаза и ямочка на подбородке.
- Я не могла еще научить русский, - сказала Росица, словно извиняясь перед Гулей, - поэтому у меня есть много ошибки.
Но Гуле сразу все полюбилось в ее новой подруге, даже ее ошибки. И скоро Гуля узнала, что Росица жила в главном городе Болгарии, в Софии, что она "школьничка", "ученичка" четвертого класса.
- Я очень хочу, - говорила Росица, - иметь много приятельки в Советская Россия.
- Какое у тебя имя красивое, - сказала Гуля. - Росица. Совсем как роса. Росинка.
На ночь Гулю уложили в одной комнате с Росицей.
А утром мама сказала Гуле:
- Я уезжаю, Гулюшка.
- А я? - с тревогой спросила Гуля. - Мне еще не хочется уезжать.
- Меня просили оставить тебя погостить, - успокоила ее мама. - Но смотри Гуленька, не озорничай. Было бы очень стыдно, если бы советская девочка вела себя хуже, чем другие дети.
- Хорошо мама, - серьезно ответила Гуля. - Я понимаю.
В этот же день, проводив маму, Гуля играла ребятами в волейбол, каталась на карусели и гигантсаих шагах в саду детского дома.
Спустя неделю она уже говорила понемножку на всех языках, а в чемоданчике ее еле-еле помещались подарки. Девочки дарили ей на память картинки, вышивки, ленточки, а мальчьчики - монеты и марки своих стран.
Приближался день отъезда. Гуля уже успела подружиться со многими ребятами и научиться петь их песни.
За несколько дней до того, как снова приехала мама, Гулю приняли в пионеры.
Накануне вечером, лежа в постели, она сказала Росице:
- Последние часы мы доживаем с тобой октябрятами. А завтра в это время...
- Что завтра? - спросила Росица, подняв голову.
- Пионерками будем!
...И вот Гуля уже стоит на торжественной линейке. Справа и слева от нее - китайские девочки Чи-Чу и Ту-я. И везде, во всю длину линейки, - знакомые ребята: Росица, Митко и Петро из Болгарии, Энрико из Гаваны, Иосиф из Венгрии, маленький негр Нилли из Америки, Китами из Японии, Лена из Сербии...
Все они кажутся Гуле настоящими героями, такими же, как их родители.
И оттого, что она стоит с ними в одном ряду, она чувствует себя тоже чуточку героиней...
А в облаках, разгораясь, как в тот вечер, когда Гуля сюда приехала, горит полыхает закат, и кажется, что это ходят по небу пионерские отряды со своими красными знаменами.
Ильина. Четвертая высота. Огонек
Е. Ильина. Четвертая высота
ОГОНЕК
- Не уходи, - сказала Гуля. - Мне темно.
Мама наклонилась над сеткой кровати.:
- Темнота, Гуленька, совсем не страшна.
- Да ведь ничего же не видно!
- Это только сначала ничего не видно. А потом ты увидишь такие хорошие сны!
Мама укрыла дочку потеплее. Но Гуля снова подняла гололву. Девлчка смотрела на окно, которое едва светилось от уличных фонарей сквозь синюю штору.
- А тот огонек горит?
- Горит. Спи.
- Покажи мне его.
Мама взяла Гулю на руки, поднесла к окну.
Напротив, над стенами Кремля, реял флаг. Он был освещен снизу и трепетал как пламя. Это флаг маленькая Гуля и называла "огоньком".
- Видишь, горит огонек, - сказала мама. - Он и всегда будет гореть, Гулюшка. Никогда не погаснет.
Гуля положила голову на плечо матери и молча смотрела на пламя, трепещущее в темном небе.
Мама унесла Гулю в кроватку.
- А теперь спи.
И она вышла из комнаты, оставив девочку одну в темноте.
ОГОНЕК
- Не уходи, - сказала Гуля. - Мне темно.
Мама наклонилась над сеткой кровати.:
- Темнота, Гуленька, совсем не страшна.
- Да ведь ничего же не видно!
- Это только сначала ничего не видно. А потом ты увидишь такие хорошие сны!
Мама укрыла дочку потеплее. Но Гуля снова подняла гололву. Девлчка смотрела на окно, которое едва светилось от уличных фонарей сквозь синюю штору.
- А тот огонек горит?
- Горит. Спи.
- Покажи мне его.
Мама взяла Гулю на руки, поднесла к окну.
Напротив, над стенами Кремля, реял флаг. Он был освещен снизу и трепетал как пламя. Это флаг маленькая Гуля и называла "огоньком".
- Видишь, горит огонек, - сказала мама. - Он и всегда будет гореть, Гулюшка. Никогда не погаснет.
Гуля положила голову на плечо матери и молча смотрела на пламя, трепещущее в темном небе.
Мама унесла Гулю в кроватку.
- А теперь спи.
И она вышла из комнаты, оставив девочку одну в темноте.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)
