Хемингуэй. Хорошее кафе в селении St.-Michel

{ Лирическое отступление }

Эрнест Хемингуэй
A Good Cafe' on the Place St.-Michel
Хорошее кафе в селении St.-Michel
Тогда была плохая погода. Придет день, когда осень кончится. Нам придется закрывать окна ночью от дождя и холодного ветра, который будет срывать листья с деревьев на Площади Contrescarpe. Листья ложились, промокшие от дождя, и ветер гнал дождь против большого зеленого автобуса на конечной станции, и кафе Cafe' des Amateurs (Кафе Любителей) было битком набито, и окна были затемнены от жары и дыма внутри. Это было печальное, дурной репутации (evilly run) кафе, где пьяницы квартала собирались вместе, и я держался в отдалении от него из-за запаха грязных тел и кислого (прокисшего) запаха пьянства. Мужчины и женщины, которые часто посещали Ameteurs, оставались пьяными все время, или все время, когда они могли позволить себе это, в основном, из-за вина, которое они покупали по пол-литру или литру. Многие странно называли ape'ritifs, которые рекламировались, но некоторые люди могли позволить себе их, как основу для построения своих винных напитков. Пьяниц-женщин называли poivrottes (*), что означало странные женщины (female rummies).
---
(*) poivre (m) - перец
~et sel - с проседью

Кафе Cafe' des Amateurs было выгребной ямой (сточным колодцем) улицы rue Mouffetard, которое удивительно с трудом заполняло (narrow crowded) базарную улицу, которая вела на площадь Place Contrescarpe. Земные уборные (с сидением на корточках) (squat toilets) старых многоквартирных домов, один рядом с лестницей на каждом этаже с двумя цементными планками возвышения в форме туфель на каждой стороне дыры так, чтобы a locataire (**) не соскальзывал, опустошалось в выгребные ямы, которые опустошались выкачиванием в повозки-резервуары, которые везла лошадь ночью. В летнее время, при открытых окнах, мы услышали бы выкачивание, и запах был (бы) очень сильным. Повозки-резервуары были покрашены в коричневый и шафрановый цвет и в лунном свете, когда они работали, улица Кардинала Лемони (rue Cardinal Lemoine), по которой их везли повозки с лошадями были похожи на картины Braque. Хотя никто не опорожнял кафе the cafe' des Amateurs, и его желтое объявление сообщало условия и штрафы закона против публичного распития напитков (пьянства) было как засижено мухами (замарано) и игнорировалось, так как его клиенты были постоянными и плохо пахли.
(**) locataire - жилец (франц.)
Вся печаль города приходила внезапно с первыми холодными дождями зимы, и больше не было вершин (tops) на высоких белых домах, когда вы прогуливались, но только сырая чернота улицы и закрытые двери небольших магазинов, продавцов травами, стационарных магазинов и магазинов, продающих газеты, повивальная бабка - второй класс - и отель, где умер Verlaine, где у меня была комната на верхнем этаже (top floor), где я работал.
Было шесть или восемь маршей до верхнего этажа, и было очень холодно, и я знал, сколько будет стоить связка маленьких веточек, трех завязанных проволокой пакетов коротких, длиной в половину карандаша кусочков лучинок сосны, для того, чтобы разжечь огонь из веток, и потом связка наполовину высушенных отрезков твердого дерева, которые я должен купить, чтобы сделать огонь, который обогреет -комнату. Итак, я шел на дальний край улицы, чтобы поднять глаза на крышу в дождь и посмотреть, есть ли какие-нибудь трубы (? if any climneys were going), и как идет дым. Дыма не было, и я думал о том, как трубы будут холодными, и может не быть тяги, и комната, возможно, наполнится дымом, и топливо тратится зря, а на него ушли деньги, и я шел в дождь. Я шел вниз мимо Lycee'e Henri Quatre, и древней церковь St.-E'tienne-du-Mont и незащищенного от ветра Place du Panthe'on и зашел (cut in) в полевую палатку справа и, наконец, вышел на подветренную сторону бульвара Boulevard St.-Germain до тех пор, пока я пришел в хорошее кафе, которое я знал на (площади) Place St.-Michel.
Это было милое кафе, теплое, и чистое, и дружески расположенное, и я повесил свой старый непромокаемый плащ на вешалкку (стойку) для пальто, чтобы высох, и положил свою поношенную, потрепанную погодой шляпу на вешалку над скамьей и заказад кофе с молоком (cafe' au lait). Официант принес его и я вынул записную книжку из кармана пальто и карандаш и начал писать. Я писал о поезде (подъеме) в Мичиган (about up in Michigan), и так как был ветренный, холодный, гонимый ветром день, такого типа день был в рассказе. Я уже видел, как конец осени пришел через мальчишество, юное и молодое становление мужчины, и в одном месте вы могли писать об этом лучше, чем в другом. Это называлось переселение самого себя (transplanting yourself), я думал, и это могло быть для людей, как для других видов растущих предметов. Но в рассказе мальчики пили, это вызвало у меня жажду, и я заказал ром St. James. Это имело великолепный вкус в холодный день, и я продолжал писать, чувствуя себя очень хорошо, и чувствуя, как хороший ром Martinque согревает меня через все тело и мою душу.
В кафе пришла девушка и села за столик около окна. Она была очень хорошенькая со свежим лицом, как вновь отчеканенная монета, если бы монеты чеканили в гладком мясе со свежей от дождя кожей, и ее волосы были черные, как крыло вороны, ровно острижены и по диагонали шли по ее щеке.
Я смотрел на нее, и она мешала мне и делала меня очень возбужденным. Я желал, чтобы я мог поместить ее в рассказ или куда угодно, но она уселась так, что она могла наблюдать улицу и вход, и я знал, что кого-то ждет. Поэтому я упорно продолжал писать.
Рассказ писался сам, и у меня было трудное время поддерживая это. Я заказал еще ром St. James и я наблюдал девушку, всякий раз, когда я поднимал глаза, или точил карандаш точилкой для карандашей, при этом стружки скручивались в блюдце под моим напитком.
Я увидел тебя, красота, и ты принадлежишь мне, кого бы ты ни ждала, и я никогда не увижу тебя снова, думал я. Ты принадлежишь мне, и весь Париж принадлежит мне, и я принадлежу этой записной книжке и этому карандашу.
Потом я вернулся к написанию рассказа, и я вошел далеко в рассказ и потерялся в нем. Я писал его сейчас, и он не писался сам, и я не поднимал глаза, и ничего не знал о времени, и не думал, где я, и не заказывал больше рома St. James. Я устал от рома St. James, не думая о нем. Затем рассказ был закончен, и я был очень уставшим. Я прочитал последний абзац и потом поднял глаза на девушку, а она ушла. Я надеялся, что она ушл с хорошим человеком, думал я. Но я чувствовал печаль.
Я закрыл рассказ в записной книжке и положил в свой внутренний карман, и попросил официанта дюжину portugaises и полграфина сухого белого вина thay had there. После написания рассказа я всегда был опустошенным, и как печальным, так и счастливым, как будто бы я добился любви, и я был уверен, что это очень хороший рассказ, хотя я не знал, насколько он хорош, пока я не прочитал его через день.
Пока я ел устрицы с сильным вкусом моря, и их слабый металлический вкус, который смывало холодной белое вино, оставляя только вкус моря и сочную мякоть, и пока я пил их холодную жидкость из каждой раковины и смывал ее хрустящим вкусом вина, я терял ощущение пустоты и начал чувствовать себя счастливым и делать планы.
Теперь, когда пришла плохая погода, мы могли на время покинуть Париж в место, гле этот дождь будет снегом, пришедшим вниз через сосны и покрывающим дорогу и высокие склоны гор, и на высоте, где мы будем слышать, как он скрипит, когда мы идем домой ночью. Ниже Les Avants было шале (*), где был великолепный пансион, и где мы будем вместе, и у нас будут наши книги, и ночью мы бы будем ы тепле в кровати вместе с открытыми окнами и яркими звездами. Вот куда мы могли поехать. Путешествие третьим классом было не дорого. Пансион стоит очень ненамного больше, чем мы тратим в Париже.
Я откажусь от комнаты в отеле, где я писал, и где была только арендная плата (rent) of 74 rue (улица), которая была номинальной. Я писал работы по журналистике для Торонто (Toronto), и за нее были чеки. Я мог писать это где угодно при любых обстоятельствах, и мы имели деньги для того, чтобы сделать путешествие.
Может быть, вдали от Парижа, я смогу писать о Париже, как в Париже я мог писать о Мичигане.. Я не знл, что было слишком рано для этого, потому что я не знал Париж достаточно хорошо. Но это было так, как , возможно, решено (получено с усилием) (But that was how it worked out eventually). В любом случае мы поедем, если захочет моя жена, и я кончил устрицы и вино оплатил счет в кафе и пошел обратно вверх к Montagen Ste. Genevie'eve через дождь, который был погодой, а не чем-то, что изменило вашу жизнь, в квартиру на вершине холма.
"Я думаю, это будет прекрасно, Tatie", - сказала моя жена. У нее было нежно сформированное (слепленное) лицо и ее глаза и улыбка освещали все решения, как будто это были богатые подарки. "Когда мы должны уехать?"
"Как только ты захочешь".
"Ох, я хочу прямо сейчас. Ты не знаешь?"
"Может быть, будет хорошо и ясно, когда мы вернемся обратно. Может быть очень хорошо, когда ясно и холодно."
"Я уверена, будет", - сказала она. "Weren't you good to think of going, too."


---
(*) chale - шале, сельский домик (в Швейцарии), (2) дача в швейцарском стиле; (3) уличная уборная